Проход был настолько узким, что Сара даже не могла обернуться, чтобы передать свечу назад; вместо этого она подняла руки. Мириэль последовала ее примеру. Сара почувствовала, как пальцы девушки скользнули по ее пальцам и крепко сжали свечу.
И тут, прежде чем Мириэль успела опустить руки с драгоценным светильником, резкий порыв сквозняка задул пламя.
— Пожалуйста, не волнуйтесь, — мягко, как только могла, произнесла Сара во внезапно наступившей тьме. — Похоже, тут мы все равно с дороги не собьемся.
У Мириэль вырвался нервный смешок, хотя Сара чувствовала, что девушка дрожит от холода и страха.
— Наверно, это мне наука, — сказала Мириэль. — Впредь буду знать, как заключать договор с эльфами.
— Ну, по крайней мере, вы здесь, — заметила Сара. Хотя, по чести говоря, она не могла придумать ни одной стоящей причины, по которой человек в здравом уме и трезвой памяти мог бы пожелать здесь находиться. Темнота была такой непроницаемой, что казалось, будто она мерцает какими-то неестественными цветами. И внезапно Сара ощутила приступ клаустрофобии. Женщине казалось, будто она замурована в какой-то пещере, глубоко под землей, и останется здесь навеки, и никто даже не узнает об ее судьбе…
— Сара! — выдохнула Мириэль. — Я вижу свет!
К изумлению Луи, оказалось, что скребущие звуки издавала не кто иная, как герцогиня Уэссекская. А сопровождала ее леди Мириэль. Едва завидев Луи, Мириэль бросилась к юноше, позабыв обо всех опасностях, что могли таиться здесь, и, просунув руки сквозь решетку, схватила его за руки.
— Ох, Луи… я думала, что потеряла вас! — выпалила Мириэль и начала всхлипывать.
Дальнейшую их беседу Сара слушать не стала — все равно влюбленные говорили по-французски, а Сара не знала этого языка. Она предпочла вступить в сражение с решеткой. Возможно, мистер Хайклер был неважным охотником, но теперь его добыча настолько увеличилась, что рано или поздно он должен был кого-то из них обнаружить. Необходимо вывести Луи отсюда — но Сара боялась, что провести юношу по лестнице для слуг не удастся, даже если от этого будет зависеть его жизнь.
Сара надеялась лишь на то, что Уэссекс примет по отношению к Джеффри Хайклеру достаточно радикальные меры.
Джеффри зашел в большую гостиную, чтобы налить себе чего-нибудь покрепче. На поясе у него висела сабля, позвякивавшая при каждом шаге: символ высокого положения, которое развеется как дым, если он не сумеет удержать в своей власти и Луи, и герцогиню.
Собственно, сейчас это помещение трудно было назвать гостиной: вся обстановка состояла из стола, буфета и кресла. Но здесь имелась бутылка коньяка, к которой Джеффри и стремился. Уже было достаточно светло, чтобы обходиться без свечи; холодный серый свет зари придавал помещению какую-то болезненную ясность, но Джеффри сейчас интересовал лишь коньяк. Замок даже в лучшие времена отапливался не очень-то хорошо, и потому мистер Хайклер не сразу заметил, что одно из окон открыто настежь и сквозь него струится холодный утренний воздух.