— А вдруг там Красные Жаки? — не унималась Мириэль. Хотя они уже долго наблюдали за домом, это не развеяло ее опасений.
— Тогда мадам герцогиня застрелит их из своего ружья, — сказал Луи. — Но я не думаю, чтобы они там были.
С этими словами юноша выбрался из укрытия и зашагал через сад с самым беспечным видом. Он дошел до черного хода, открыл дверь и исчез в доме.
Тишина.
— He то чтобы я чего-то боялся… — извиняющимся тоном произнес Костюшко. — Просто мне хотелось бы знать, сколько еще мы будем здесь сидеть.
Мириэль принялась выкарабкиваться из своего тайника под стеной.
Дверь кухни отворилась. На пороге появился Луи и замахал рукой, приглашая своих товарищей в дом.
К тому моменту, как отнюдь еще не успокоившаяся мадам Кармо постелила на стол белоснежную льняную скатерть и подала завтрак, пятеро беглецов успели хотя бы относительно привести себя в порядок. Отец де Конде заверил Уэссекса, что может устроить так, чтобы их тайно отвезли к побережью — а там уже герцог подаст сигнал патрульному английскому кораблю, который заберет беглецов.
Люди Талейрана в деревушке так и не появились. Возможно, Талейран решил, что все его пленники погибли в огне, — хотя Уэссексу не верилось, чтобы глава шпионской службы мог оказаться столь простодушен. Но, так или иначе, через несколько часов они все равно покинут этот дом, чтобы не подвергать жителей деревушки излишней опасности.
Оставалось лишь решить, кто отсюда уйдет… а кто останется.
— Я был бы очень рад, если бы мне удалось убедить ваше величество отправиться с нами в Англию, — сказал Уэссекс, когда слуги убрали со стола и вышли, оставив их одних. — Конечно же, я не могу вас заставлять…
Илья Костюшко кашлянул, и Уэссекс дернул уголком рта.
— Скажем лучше, я не стану вас заставлять, ваше величество, — хотя вынужден буду сообщить — определенным людям, — что вы живы. Вы меня понимаете?
— А что будет с леди Мириэль? — спросил Луи. В голосе его проскользнула нотка гнева, но он был настоящим мужчиной — и настоящим королем, — а потому не позволял себе столь бурного проявления чувств.
— Я возьму ее под свое покровительство, — пообещал Уэссекс. — Ей не придется больше опасаться ни графа Рипонского, ни его заговоров.
— Понятно. Значит, вы уже все за нас решили, месье герцог. Но я не желаю, чтобы кто-то решал за меня, будь то во Франции или в Англии. И я не желаю быть королем.
— Сын мой… — начал было священник, но Луи вскинул руку, призывая к молчанию.
— Простите меня, mon oncle,[28] — я знаю, сколь многим вы пожертвовали ради этой мечты и сколько достойных людей погибли, спасая мне жизнь. Но это не моя мечта. И я объявляю об этом во всеуслышанье, здесь и сейчас.