Но много ли значил голос общественного мнения в сравнении с голосом мэтра и знатока! Редактор нетерпеливо устремлял взгляд в сторону входа, а увидев наконец фигуру Гавела, появившуюся за стеклянной дверью, сделал изумленный вид и сказал девушке, что сюда по чистой случайности направляется одна известная особа, у которой он в ближайшее время собирается взять интервью для своего журнала. Поднявшись, он пошел Гавелу навстречу, а потом подвел его к столу. Девушка, на минуту-другую потревоженная знакомством, вскоре снова обрела дар неустанной говорливости и продолжала щебетать.
Доктор Гавел, десятью минутами раньше отвергнутый женщиной, похожей на скаковую лошадь, долго смотрел на щебечущую девочку и все глубже погружался в свое дурное настроение. Девушка, пусть и не красавица, была вполне миловидной, и не оставалось сомнения, что доктор Гавел (ходила молва, что он подобен смерти и берет все) не преминул бы при случае взять и ее, и даже с большим удовольствием. На ней было несколько отметин, содержавших в себе особую эстетическую двусмысленность: у переносицы золотилась россыпь веснушек, что могло восприниматься и как недостаток белизны кожи, и как, напротив, ее природное украшение; она была чересчур хрупкой, что могло быть принято за неразвитость идеальных женских пропорций или же, напротив, за дразнящую нежность ребенка, все еще живущего в женщине; она была безмерно словоохотлива, что могло быть принято за докучливую болтливость или же, напротив, за выгодное свойство, позволяющее партнеру незаметно и неуловимо под сводом ее слов отдаваться собственным мыслям.
Редактор тайно и с тревогой наблюдал за выражением лица доктора и, заметив, что оно опасно (а для его надежд неблагоприятно) задумчиво, позвал официанта и заказал три коньяка. Девушка объявила, что пить не станет, и заставила долго убеждать себя, что пить ей можно и должно, а доктор Гавел тем временем мрачно осознавал, что это эстетически двусмысленное существо, раскрывающее в половодье слов всю свою незамысловатую душу, с наибольшей вероятностью оказалось бы, посягни он на нее, его третьим сегодняшним поражением, поскольку он, доктор Гавел, некогда могучий, как смерть, нынче утратил свое былое всесилие.
Официант принес коньяк, все трое подняли рюмки, чтобы чокнуться, и доктор Гавел посмотрел в голубые девичьи глаза как в глаза враждебные, глаза того, кто никогда не будет принадлежать ему. А восприняв эти глаза как абсолютно враждебные, отплатил им своей враждебностью, увидев вдруг перед собой существо эстетически вполне однозначное: болезненную девочку с лицом, забрызганным грязью веснушек, и невыносимо говорливую.