Его, лейтенанта, ранили, говорил он, как раз у брода. Они наскочили на патруль южан, и им пришлось удирать. Его сбили с лошади уже на берегу. И сукин сын — ох, этот распроклятый черный сукин сын — он повернул назад с середины реки и подобрал его. Они перебрались на другой берег. Потом черного сукиного сына тоже ранили. Но он ни словом не обмолвился, что ранен. Даже не охнул. Лейтенант клялся, что даже не догадывался, что черный сукин сын ранен. Тот ухватил его одной рукой, накрыл собою и пришпорил коня под летящими пулями. Южане не стали их преследовать.
— Он умрет? — спрашивал лейтенант. — Черный сукин сын умрет? — Голос у него был высокий и жалобный.
— Вам лучше лечь, — сказал фельдшер. — Я приказываю вам лечь.
Черный сукин сын умрет, убедительно говорил лейтенант. Он даже не понял, что черный сукин сын ранен. Пока на него не закапала кровь. По нему потекла кровь, и он решил, что это его собственная кровь. Решил, что это он истекает кровью и умирает. Пока черный сукин сын не выпустил его, и он свалился с лошади, и ругал того последними словами. А потом черный сукин сын тоже сполз с лошади и остался лежать на земле.
Теперь он умирает. Назло ему.
— Ложитесь, — сказал фельдшер.
Лейтенант встал на ноги, его шатало. Ну кто, черт возьми, спрашивал он, кто захочет командовать племенем вшивых каннибалов с кучерявой шерстью и сальным подбородком? Он стоял, бледный, в поту, и покачивался. Он спрашивал у всех присутствующих, просил ли он каких-нибудь негров спасать ему жизнь. И вдруг перестал шататься. Взгляд его остановился на лице Моиса.
Моис на него, однако, ни разу не взглянул. Он не обращал на него внимания. Он не отрывал глаз от человека, лежащего на столе молчаливо, как камень, на человека, из которого не переставая текла кровь.
Лейтенант остановил взгляд на Моисе. Невежливость Моиса разозлила его.
— Ты... ты, черный сукин сын, — обратился лейтенант к Моису, — а ну смотри на меня... просил ли я когда-нибудь тебя или какого другого черного сукиного сына спасать...
Моис обернулся. Моис смотрел на раненого лейтенанта. Его словно зачаровало это бледное, влажное от пота лицо.
— Ты... ты... — прошептал лейтенант, — да ты же... ты же Моис, Моис Крофорд! Да, и ты...
Он уставился на Моиса. Губы негра шевелились, но не издавали ни звука. Было очевидно, что они пытаются произнести какой-то звук, но не могут. Они могли воспроизвести форму звука, но не сам звук. Звук, который губы никак не могли воспроизвести, был "нет".
— Да, — сказал лейтенант, — и ты бежал, и...
— Сынок, — раздался голос.