— Но она...
— Не зарядила его, да? — закончил за него мужчина. Помолчал. — Все равно выбью из неё дерьмо.
— Пожалуйста, — сказал Адам. — Она его не зарядила. Она не хотела, чтобы с вами что-нибудь случилось. Она заставила меня пообещать, что я вам заплачу. Это просто потому что...
— Потому что она лезет в мои дела, — угрюмо сказал он.
— Пожалуйста, — проговорил Адам, умоляюще протягивая к нему руку. Это просто потому что... потому что мы поговорили. Под дубом. Где она ставит фиалки. Где...
— Да будь ты проклят! — взревел мужчина. — Хочешь, чтобы я отстрелил-таки твою поганую башку, сукин ты сын?
Карабин оказался у него в руке. Но опустился.
— Черт, — сказал он. — Как все надоело.
И снова отвернулся.
— Вы не станете этого делать? — спросил Адам.
— Хоть живи, хоть сдохни, мне-то что, — мрачно сказал человек. — Южане все равно тебе глотку перережут.
— С ней... со своей женой... — начал Адам и замолчал. Потом: — Я имел в виду — с ней вы ничего не сделаете?
Человек, казалось, не слышал.
— С ней-то? — наконец повторил он, но обращался не к Адаму. — С ней, повторил он, поднимая лицо. — Да-а, было времечко, когда я много чего с ней делал. Как мужик.
На миг он погрузился в размышления, потом снова поднял голову.
— Семь лет, — сказал он. — Почти семь лет.
Он снова помолчал.
— Толстуха, — сказал он. — Раньше она была толстая. Да-а, — сказал он. — А уж как ей это нравилось.
Внезапно он выпрямился. Сплюнул в темноте и припечатал ногой то место, куда предположительно приземлился плевок.
— Но это раньше. Сейчас нет.
И отвернулся.
— Пожалуйста... — начал Адам.
Человек оглянулся.
— Слушай, мистер, — сказал он. — Пока я доберусь до дому, я даже не вспомню, что собирался выбить из неё дерьмо. Все забывается. Все надоедает.
И без звука растворился во тьме.
К полудню Адам выбрался из-под одеяла в зеленой чаще и направился к поляне проверить лошадей. Они спокойно паслись, — спокойно, насколько позволяли мухи. Он съел несколько галет и остатки мяса из открытой консервной банки и напился из ленивого ручейка. Снова лег на спину, и стал вглядываться в листву. Она нависала над ним сплошным шатром, а видимая ему изнанка листьев была темно-зеленой. Но то и дело в густом покрове появлялся небольшой просвет, и тогда лишь одиночный листок заслонял от него яркую синеву неба. Он смотрел, смотрел на этот листок — бледный, прозрачный, в паутине прожилок. Тончайшая перепонка нежно-зеленого цвета отделяла Адама от мощного потока света в вышине.
Изредка фыркала или переминалась с ноги на ногу лошадь.