Он уронил ботинок и уставился на белую ногу, жалко и беспомощно торчащую над брюхом лошади.
Я убил его, подумал он, потому что его нога не похожа на мою.
С этой мыслью он вдруг почувствовал себя чистым и юным. Прошлого не было. Оно исчезло, превратилось в ничто. Он нагнулся и впервые взглянул на лицо мертвеца. Лицо было самое что ни на есть обыкновенное. Ничем не примечательное. Оно ничего не выражало. Как будто ему нечего было выразить. Это было лицо человека, который словно и не жил. Глаза смотрели в небо с полнейшим отсутствием какого бы то ни было разумения.
Адам принялся за второй ботинок. Развязал, сдернул с ноги. Да, ботинок был отменный. Он поднес его ближе к глазам, чтобы разглядеть во всех подробностях. Великолепный ботинок. А это, понял он, означает только одно. Что это ботинок федералиста, северянина. Значит, этот мертвый южанин тоже снял его с ноги мертвеца.
А теперь, подумал Адам, теперь его беру я.
И чуть не захихикал. Что-то его здорово насмешило.
Теперь моя очередь, подумал он.
Он вернулся к обломкам фургона и стал натягивать ботинок, правый ботинок.
Он уже взялся за шнуровку, когда кое-что увидел.
Это был маленький ранец, подарок дяди. Он выпал из фургона и открылся, или кто-то его открыл. Он лежал за мертвой лошадью и мертвым человеком, в куче мусора из фургона. Он был явно пустым.
Адам огляделся. Заметил что-то в тени папоротника. Сначала не разобрал, что это. Потом понял — филактерии. Он пригляделся. Да, там же был и talith. Интересно, где молитвенник.
Конечно, он поблагодарил служанку из богатого дома Аарона Блауштайна, служанку, которая потратила ночь, чтобы высушить молитвенник, seddur, разглаживая страницы теплым утюгом. Но он не заглянул в него, чтобы убедиться, как замечательно она "вылечила" книгу после потопа в темном подвале. А зря. Зря он не раскрыл книгу у неё на глазах, не похвалил её. Почему он этого не сделал? Ведь это ему ничего не стоило.
Он тупо смотрел на ботинок на правой ноге, ещё не завязанный. Долго смотрел. Ботинок был ему бесконечно дорог — он завладел им, это теперь его ботинок, ей-богу, его! — но глядя на него, зная, что это его ботинок, он с безысходным отчаянием чувствовал, что сейчас что-то случится. Прежде, чем это случилось, у него появилось предчувствие, что сейчас что-то случится.
Потом это случилось: он снял ботинок.
Он подобрал и второй. На цыпочках, аккуратно ступая босыми ногами, обошел мертвую лошадь. С большой осторожностью поставил ботинки рядом с телом мертвого человека. На таком расстоянии, чтобы тот мог с легкостью дотянуться рукой, — это он осознал уже после.