Взгляд толстяка переметнулся к лицу Джеда Хоксворта.
— Конечно, пусть выпьет, — сказал он и повернулся, глядя, как черная рука берется за веревочную петлю. С выражением, которое Адам не смог прочесть, толстяк смотрел, как Моис поднимает кувшин, медленно пьет, опускает кувшин и отдает Адаму, который, в свою очередь, возвращает его хозяину. У Адама промелькнула странная мысль: почему Моис это сделал передал кувшин ему.
Но Моис уже вежливо говорил толстяку:
— Премного обязан.
И вытер губы тыльной стороной ладони.
Толстяк поднял кувшин ко рту. И внезапно остановился, не донеся самую малость. По лицу его пробежало легкое облачко.
— Держи-ка, — сказал он невзрачному мужчине средних лет, — твоя очередь. Пей.
Невзрачный принял кувшин, вытащил изо рта табачную жвачку, положил её на колено и, чуть помедлив, отпил. Но Адам заметил, как он тайком отер носик кувшина рукавом.
Толстяк, указывая на запад, говорил:
— Да, сэр, прямехонько оттуда они шли. Три раза мятежники пытались выбить нас с этих холмов. В тот день я видел, как они шли — десять, пятнадцать тысяч — они шли плотными рядами по этой долине. Это был Пиккет и его...
— И Петтигру — он тоже, — уточнил мужчина неопределенного возраста.
— И Петтигру, генерал Дж. Джонсон Петтигру из Северной Каролины со своей дивизией, — толстяк снисходительно принял поправку. — О, они тоже шли с красными знаменами измены, войны и насилия. Стрельба, взрывы... Видите это обрубленное дерево, к которому я прислонился? Оно было снесено снарядом. Пятнадцать тысяч мятежников, а то и все двадцать — вот они идут, все ближе, ближе...
— Вот здесь они прорывались. Через эту стену — взгляните, в этом самом месте! Но сии благословенные холмы на нашей стороне. Сам Иегова простер длань Свою.
Толстяк властно выставил руку и вскинул голову.
Потом рыгнул и продолжал:
— Но им не суждено было нас одолеть. Ныне молвлю вам...
Невзрачный мужчина средних лет тактично кашлянул.
— Кого одолеть? — спросил он.
Толстяк с бесконечным достоинством перевел взгляд со зрелища кровавой резни на невзрачного.
— А где, ответствуй, — вопрошал он, — где в тот день был ты и твоя чумазая, наглая, изрытая оспинами рожа?
— Под кроватью, — немедля отозвался невзрачный. И хихикнул. Потом спросил с невинным выражением:
— А где были вы?
— Не опасаясь показаться нескромным, смею утверждать, — произнес толстяк, — я был...
Он прервал фразу, чтобы приложиться к кувшину.
— И где же? — переспросил невзрачный, подавшись вперед, как терьер на цепи.
— Я был там, — торжественно заявил толстяк, — куда призвал меня Иегова в Его безмерной мудрости.