На улице он взял ее за руку и повел к автостоянке, которая была почти пуста. В центре ее одиноко стояла машина Гарленда. Подойдя к ней, он остановился и, притянув Мону к себе, крепко обнял ее.
– Нас никто не видит, – сказал он, – и я не знаю, когда еще мне представится возможность поцеловать вас.
На этот раз его поцелуй разительно отличался от предыдущего. В том была сдержанность, а в этом страсть. Горячее объятие было знаком торжества, как будто преисполненный счастья Гарленд сомневался в своей окончательной победе. Сила сжимающих ее рук, уверенность, с которой он приник к ее губам, – во всем чувствовалась надежда на будущее. Но внутренний голос предостерегал Мону: не слишком ли быстро этот мужчина подчинил тебя себе. Инстинктивно она напряглась, и он, все поняв, сразу же отпустил ее и тяжело вздохнул.
– Вы правы, я слишком напорист. Дайте мне только поправить галстук, и отправимся по домам.
Такого чудесного лета Мона и припомнить не могла. Она наслаждалась идиллией, которой была лишена девочкой, переживала благословенное волшебное время, когда любовь предстает во всей своей романтической прелести. Колдовские дни, не существовало никаких проблем. Были только это лето, этот удивительный мужчина и его неповторимая любовь.
Телевизионные выступления Гарленда летом прерывались. Он брал несколько недель отпуска для работы над очередной книгой. Но в этот раз все свое время он посвятил Моне.
Он ухаживал за ней так невинно, словно мальчик, встретивший первую любовь, ограничиваясь лишь поцелуями. Мона понимала, что он играет в кошки-мышки, выжидая и надеясь со временем получить все и с избытком – страстную любовь, брак и детей. Но пока Арни был нежен и осторожен, чтобы завоевать ее доверие.
Мона не хотела заглядывать вперед, боясь и расстаться с Гарлендом, и пуститься с ним в хрупкой лодочке смутных надежд по волнам житейского моря.
– Жизнь рядом с Найджелом была постоянной нервотрепкой, – как-то призналась она Арни. – Я никогда не знала, что меня ждет – то ли его поймают на краже, то ли подберут пьяным, то ли он окажется в чужой постели. После развода я наконец обрела покой, мне уже не приходилось каждодневно расплачиваться за юношеские ошибки и слабости. Я поняла, что могу рассчитывать только на саму себя, и меня больше ничто не волновало.
– Так ли? – грустно посмотрел на нее Арни. – А как насчет бескрайней серой пустыни одиночества, на которое ты обрекла себя?
– Но зато мне ничего не угрожает.
– А может, ты рискуешь, дорогая? Что ж, так и будешь всю жизнь дуть на воду, обжегшись на молоке?