– Я просто не знаю, что сказать, – очень тихо произнес он.
На мгновение их взгляды встретились. Оливия увидела, что у него в глазах стоят слезы.
– Если вам от этого будет легче, – начал он, закашлялся, быстро-быстро заморгал, потом снова заговорил: – Если вам от этого будет легче, то я хотел бы сказать, что ни в чем вас не виню. Вы, вероятно, считали, что поступаете единственно правильным образом.
– Нет, – порывисто возразила Оливия, – мы так не считали. Просто это был единственно возможный путь.
– Разве вы не могли сказать мне все? – Голос Эдварда был полон горечи.
– Нет, Эдвард, не могли. Энни твердо запретила нам это.
– Она думала, что потеряет меня?
– Да.
– Как она могла? – Он на мгновение закрыл лицо руками. – Как она могла подумать обо мне такое?
– Я не знаю, – проговорила Оливия. – Но боюсь, она думала именно так. Может быть…
Эдвард быстро поднял глаза:
– Что?
– Ничего.
– Оливия, прошу вас, скажите мне. Она глубоко вздохнула.
– Я думаю, это из-за вашей матери.
Они вместе поехали в клинику. Эдвард сначала поговорил с Джанни Дресслером, потом вошел в палату Энни. На стуле между кроватью и окном сидел Джим. Эдвард поздоровался с ним, коротко кивнув, и быстро подошел к кровати.
Оливия поймала взгляд Джима через открытую дверь и поманила его к себе. А потом она увидела лицо Энни. Белое как мел, оно было похоже на лицо приговоренного к смертной казни.
Они закрыли дверь. Дресслер стоял рядом.
– Это самое лучшее для них обоих, – сказал он. – Вы это и сами знаете, правда?
– Вы не видели, какое у нее сейчас было лицо, – отозвалась Оливия.
– И тем не менее это будет лучше. Поверьте мне.
– Мне казалось, она догадывается, – задумчиво проговорил Джим. – Я просидел у нее больше двух часов, и за все это время она ни разу не спросила ни об Оливии, ни о об Эдварде и совсем не спала, только слегка дремала. Я был уверен, что она знает, что Эдвард близко. Но потом, когда он вошел…
– Энни скрывала от него свою тайну почти с самого начала их брака, – сказал Дресслер, – а теперь эта тайна раскрыта. Она боялась этого больше всего на свете. И вот это произошло. – Он замолчал и тепло улыбнулся им. – И что бы теперь ни случилось, вы, как ее истинные друзья, должны понимать, что это единственный реальный выход для них обоих.
– Я думаю, мы это всегда знали, – согласилась Оливия.
– И все-таки ей сейчас очень тяжело, – огорченно проговорил Джим.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил Эдвард. Он сидел на краю высокой больничной койки, сжимая ее холодную как лед руку.
– Ничего. – Энни говорила так тихо, что ее почти не было слышно.