– Знаю, дорогая, но ведь ты не можешь пойти, если болеешь, правда? Тебе станет только хуже.
Я закрыла глаза и открыла их, когда мама, стараясь сделать мою постель более удобной, взбивала подушки. Лоуэла принесла поднос, и я уселась, прислонившись к взбитым подушкам. Мама была рядом, пока я ела бутерброд и пила маленькими глоточками чай.
– Мама, что Эмили имела в виду, когда говорила, что я не ее сестра? Что ты хотела мне рассказать?
Мама глубоко вздохнула, как она обычно делала, когда я задавала ей слишком много вопросов. Она покачала головой, обмахнулась кружевным платком, который лежал в правом рукаве ее платья.
– Эмили поступила очень плохо, очень, когда рассказала тебе все это. Капитан был в ярости, когда узнал, и мы отправили Эмили в ее комнату на весь вечер, – сказала мама. Но я не думаю, что это было большим наказанием для Эмили. Ей всегда больше нравилось оставаться в своей комнате, чем находиться вместе со всеми.
– Почему она поступила плохо, мама? – спросила я, все еще ничего не понимая.
– Плохо, и Эмили уже должна это понимать. Она старше тебя, и тогда она была достаточно взрослой, чтобы понять, что произошло. В тот день Капитан усадил ее на колени и стал объяснять ей, как это важно, что нельзя тебе говорить об этом, пока ты не станешь достаточно взрослой, чтобы понять. И несмотря на то, что Эмили в то время была даже немного моложе, чем ты сейчас, мы знали, что она понимает всю важность сохранения этой тайны.
– Какой тайны? – спросила я шепотом. Мне еще никогда не было так интересно.
Генри всегда говорил, что в домах и семьях на Юге полно всевозможных тайн:
– Если вы откроете дверь чулана, который годами держат запертым, то оттуда к вам в объятия упадут истлевшие скелеты.
Не знаю точно, что он имел в виду, но для меня не было ничего на свете более захватывающего, чем тайны и истории о привидениях.
Мягкий взгляд прекрасных голубых глаз мамы наполнился болью; сложив руки на коленях и, глубоко вздохнув, мама неохотно начала:
– Как ты уже знаешь, у меня была младшая сестра Виолетт. Она была очень хорошенькой и нежной, как фиалка. Стоило ей только несколько минут постоять в лучах полуденного солнца, и ее белоснежная, как цветы вишни, кожа покрывалась румянцем. У нее были такие же, как у тебя, серо-голубые глаза и такой же курносый носик. Черты ее лица были немного крупнее, чем у Евгении. Мой папа обычно называл ее «моя маленькая крошка», но маме это очень не нравилось.
Когда ей исполнилось шестнадцать лет, очень красивый молодой человек, сын наших ближайших соседей, начал ухаживать за ней. Его звали Арон. Все говорили, что он боготворил землю, по которой ступала нога Виолетт, и она была просто без ума от него. Всем казалось, что это какой-то фантастический роман, как те любовные истории, о которых все знали из книг, такой безмятежный и чарующий, как у Ромео и Джульеты, но, к сожалению, и трагический.