Сейчас Климов зазевался и налетел на Фроловну. Оказавшись нос к носу с «подпольной буржуйкой», он чертыхнулся и остановился в нерешительности.
— Сгорела, бабка, — сказал какой-то босяк, взял из корзины пирог и откусил сразу половину.
Климов посмотрел на съежившуюся старушку, вспомнил огромный живот и лоснящуюся физиономию булочника Шмагина, его жирные, в кольцах руки, которые он развел в недоумении, явившись «искать правду и просить защиты у справедливых товарищей». Климов вспомнил все это, вздохнул, взял из корзины пирог, откусил и, подмигнув босяку, сказал:
— Хороши пироги, а как приобрела Фроловна патент, так стали еще вкуснее, — он бросил в кружку пятак. — Не забудь заплатить, орел, — добавил Климов, отходя от причитающей старушки.
Климов был уверен, что булочник, конечно, узнает о случившемся и напишет на него жалобу. Но пирог был все равно вкусный, а старушка — честной, и Климов улыбнулся, представив предстоящий разговор с начальством.
* * *
На вокзале, когда состав в последний раз вздрогнул и остановился, Климов отошел в сторонку от хлынувшего потока пассажиров и встал, подбоченившись, широко расставив короткие ноги. «Уж что я в прошлом кавалерист, они точно знают», — думал он, вглядываясь в быстро мелькающую вереницу лиц.
— Здравствуйте, Василий Васильевич! — услышал он над самым ухом, повернулся и чуть было не выругался.
Они были совсем пацаны — эти агенты. Ну, если сказать — восемнадцать, значит наверняка прибавить.
— Николай Панин, — сказал один и тряхнул рыжими кудрями.
— Михаил Лавров, — высокий худой юноша смущенно улыбнулся, и Климов почувствовал в своей руке тонкую детскую ладошку.
— Ну и добре, — почему-то на украинский манер сказал Климов. — Поехали, хлопцы.
Ребята подхватили мешки и зашагали рядом. Климов шел молча и только иногда поглядывал на своих спутников. В трамвае Панин и Лавров уселись напротив, и Климов имел возможность разглядеть их как следует.
Они были настолько разные, насколько позволял им одинаковый возраст и полувоенная одежда.
Панин был низкоросл, широкоплеч и рыж. Сквозь веснушки проглядывала нежная розовая кожа, круглые глаза были беспокойны, как ртуть, а нос торчал перпендикулярно вверх. Он безуспешно пытался закрыть рот, который все время расползался в мальчишеской довольной улыбке. Он был прост и улыбался так откровенно и радостно, что невольно появлялась мысль, не прячется ли за этой белозубой улыбкой русский мужичок, готовый по простоте душевной играть в подкидного дурака с чертом и требовать в невесты цареву дочку.