– А он жив? – спросил Леонидов.
– Да что с ним будет, такой как он, при любой власти свой бутерброд с маслом иметь будет. Так в восемнадцатом году он мне сообщил, что некая организация аристократов создала Союз спасения императора Николая Александровича и начала собирать фамильные драгоценности для проведения акции по освобождению царя. За се ценности отвечала княжна Ольга, племянница великого князя Сергея. Ценности переправили в Москву. Царь тогда был в Тобольске, какой у них план был – не знал «Барин», но ценности пропали. До «Барина» дошел слушок, что о деле этом знал Иван Федорович Манасевич-Мануйлов…
– Погодите, погодите, Орест Петрович, – удивился Леонидов, – его же в том же году расстреляли, когда он пытался бежать в Финляндию.
– Вы же прекрасно понимаете, Олег Алексеевич, что Манасевич Мануйлов был не только журналист, но и чиновник политической полиции, друг Распутина и на жаловании у Дмитрия Львовича Рубиншейна. Он ему и сообщил о Союзе и ценностях. И как стало известно «Барину», Рубинштейн из Финляндии прислал людей, те тайник Союза грохнули, а ценности перепрятали.
– А может, вывезли?
– Нет. Спрятаны они здесь, иначе зачем же княжна Ольга с людишками из Европы сюда прикатила. Позор на ней, не уберегла общее добро, вот и хочет отмыться перед высшим светом. Я как Вашу статью прочитал, понял – она это.
– А чего же гадать, – вмешался в разговор Шарапов, – вот альбом, здесь все Романовы и их родня. Давайте посмотрим.
Леонидов схватил альбом, начал листать.
С фотографии глядела на него женщина из кафе «Домино».
– Орест Петрович, Вы мне можете устроить встречу с «Барином»?
– Не обижайтесь, Олег Алексеевич, я хоть и бывший сыщик, но… Не могу я сдать секретного сотрудника. Тем более, я его дело из сыска забрал, когда меня поперли. Встретиться с ним могу и расспросить, что Вас интересует, Вы мне вопросики на бумажке набросайте.
Ветер сек лицо снежной крупой, и Лещинский плотнее закутался в шарф и поднял воротник косторового пальто и глубже нахлобучил вытертую кубанку, когда-то серого каракуля.
У лавки с надписью на стеклах «Старые вещи» стоял замерзший мальчишка-папиросник, он так продрог, что уже не кричал, рекламируя товар, а только приплясывал.
– Замерз, бедолага? – спросил Лещинский.
– Купи папирос, богатый барин, – прохрипел мальчишка.
– Дай пяток «Иры». – Лещинский протянул деньги.
Парень открыл латок, достал папиросы.
Пошел к арке.
Они подошли с двух сторон.
Один в черной коже, дугой в штатском.
– Лещинский Александр Германович, ЧК. Вы арестованы.