– Дойдет? – кивнул я на выписывающего кренделя Завадского.
– А как же! – с готовностью ответил Денис. – Тут идти-то два квартала.
– Откуда у тебя такие точные сведения? – поинтересовался я.
Денис посмотрел на меня, словно на идиота и, пожав плечами, ответил:
– Так этой мой отец.
– Ах вот как, – пробормотал я. – Прошу прощения. Хотя, собственно, за что? С кем не бывает, правда? А если и бывает, то сын за отца…
– Вообще-то мы мало пьем, – серьезно сказал Денис. Обычно так говорят строгие мамы о своих нашкодивших чадах. – А здесь старик вообще чуть ли не в первый раз – тут же клубная система.
– То есть, твой отец пришел сюда с кем-то, – уточнил я.
– Ну да, – кивнул Денис. – Вот и нажрался в свинью. Черт, жаль тачки нет. Отец классно водит, даже когда на рогах.
– У Завадского нет своей машины? – слегка удивился я. – Это что, принцип?
– Какой там принцип, – отмахнулся Денис. – Позавчера бээмвуху сожгли прям перед домом. И вообще у него в последнее время проблемы.
– Бээмвэшку, говоришь? – повторил я, вспоминая его спор с Артамоновым.
– Не бээмвэшку, а бээмвуху, – зачем-то поправил меня Денис. – Все, мне пора, чао.
– Постой, – окликнул я его, видя, что парень направляется в сторону, противоположную траектории движения Завадского-старшего. – Ты что, предка не проводишь? По-моему, его надо подстраховать.
– Вам надо, вы и страхуйте, – ухмыльнулся Денис. – А у меня своих забот хватает.
Сказал и усвистел. Вот такая нынче пошла молодежь, господа хорошие. Племя младое, ни фига не знакомое и с гонором не по годам.
Я вернулся в игорно-концертный комплекс, соображая, что бы все это могло значить и каким таким боком относиться к проблемам Ю Вэ и его внучки.
Пока все персонажи группировались в странную цепочку: Рыжая-Настя-Соня-Нина-Денис-Завадский-Артамонов. Я решил, что замыкающие звенья, очевидно, стоит отложить на завтра, а вот с первым звеном в данной структуре мне до смерти хотелось пообщаться уже теперь.
Я присоседился у стойки и разговорил вислоухого бармена, с которым мы сошлись на сложном и двойственном, чтобы не сказать сильнее, впечатлении от французских вин этажом выше. Я дважды заказывал «хеннеси», уговорив бармена выпить со мной по маленькой.
Затем я достал бумажник и, продемонстрировав одну русскую пятисотенную, положил ее под донышко рюмки этого парня и спросил:
– Рыжая. Вчера сидела на этом табурете. Кто такая, где сейчас и что из себя представляет?
– Звать Ольгой, – отвечал по порядку бармен, пряча деньги, – Сейчас в сортире, путанка.
– Как она, ничего? – поинтересовался я, болтая в тюльпановидной рюмашке последний глоток коньяка. – Берет много или как все?