Обнаружив вертолёт разбившимся, а своих товарищей – мёртвыми, они, скорее всего, сделали круг возле места катастрофы, а завтра попытаются взять нас в клещи. То есть, это им покажется, что в клещи. Вертолёт, скорее всего, высадит одну группу бандюков далеко отсюда по зимнику, на нашем предполагаемом пути к Орхояну, а вторая группа пойдёт отсюда. Найти по следам нашу «скидку» в сторону будет очень и очень проблематично, а скорее всего – и невозможно. И уж тем более трудно будет предположить, что мы пойдём обратно к месту катастрофы.
А мы поступим именно так. Потому что у места крушения вертолёта наши неведомые противники наверняка оставили какой-то «секрет» – человека или двоих – на всякий случай.
Позарез был нужен пленный, который бы хоть что-нибудь знал о том, что происходит.
Так что я разжёг в глубокой дырке под скалой небольшой, но горячий костерок, убедился, что дым тянет вертикально вверх по скале, а не в сторону долины, и рискнул заснуть на несколько часов. Изнурять себя бессонницей пока не было смысла – это придёт потом…
Мы проснулись около девяти утра. Я осторожно выглянул из углубления, в котором мы ночевали. Никого.
И всё же в меня закралось какое-то неприятное предчувствие.
Мы вылезли наверх, умылись в ледяном ручье. Я убрал в рюкзак свои «болотники» и вновь надел треккинговые ботинки. Виктор остался в сапогах. Мы медленно двинулись долиной ручья к Слепагаю.
План у меня был прост. Выйти на расстояние пары километров к месту падения вертолёта, оставить где-нибудь в укромном месте Витька (лучше всего – связанного, с кляпом во рту и засыпанного слоем веток в полметра), и гребнем отрога пройти к той теснине, где Костя Зайцев нашёл свой дурацкий конец. Если мне повезёт, то часового я найду прямо на мысу этой возвышенности. Так бы расположился я сам, ожидая каких бы то ни было гостей на ту точку. Определить его местонахождение будет делом техники. Там таких мест, где можно спрятаться, не очень много. Ну а кроме того, человек, который не ожидает, что кто-то может целенаправленно на него охотиться, ведёт себя несколько… ну, расслабленно.
В том, что «они», кем бы они ни были, не воспринимают нас всерьёз, я ни на секунду не сомневался. И уж тем более не воспринимают всерьёз, если являются теми, за кого я их принимаю. А принимал я их в это время за бывших солдат, спецназовцев, собровцев, омоновцев, прошедших службу в «горячих точках» и решивших дополнительно заработать себе на хлеб с икрой таким небесполезным делом, как стиранием с лица земли пары-тройки никому не нужных штатских. В бытность мою инструктором по стрельбе я таких насмотрелся. Я знал, что в элитные части, представляющие собой надежду Родины, стремятся не брать инициативных и сообразительных ребят.