– Мочь-то могу. Скока платишь?
– А сколько стоит?
Ух завёл с Василичем неторопливый торг, итог которого, собственно, был известен – мы заплатим (и можем себе позволить это сделать) любую сумму, и даже в не совсем разумных пределах. Но Василич вёл себя довольно странно – у меня даже складывалось впечатление, что деньги его фактически не интересуют. При обсуждении сроков выхода в море он пустился в сложные умствования по поводу понедельника, отливов и приливов, сводки погоды и возможностей найти попутчиков.
Бутылка «клоповой настойки», столь жестоко раскритикованная в самом начале застолья, опустела буквально через полчаса после начала беседы, и капитан начал озабоченно прислушиваться – не раздаются ли по трапу шаги отправленного за выпивкой матроса.
Шаги раздались, и в люк каюты просунулся звенящий пакет с голыми девицами на тропическом пляже.
– Лучше бы девиц таких в пакете таскать, чем водку, – попытался пошутить Ух, но шутку не приняли.
– Кстати, о девицах, – деловито сказал Василич. – Нюрка, пошла вон! В ночь уходим.
Ворох тряпья в изголовье койки зашевелился и оказался заспанной девахой лет двадцати. Слезящимися глазами она оглядывала каюту, будто не до конца соображая, куда попала, затем автоматически взяла со стола папиросу, закурила, и точно так же, жестом хозяйки, схватила мой стакан с остатками коньяка и выпила его единым духом.
– Кому сказал, вон пошла, – рыкнул Василич снова.
– Иду уже, иду, – равнодушно отозвалась девица. – Обратно-то придёте хоть?
Она не торопясь собрала в пластиковый пакет какие-то шмотки, обула стоящие перед печкой резиновые сапоги и сосредоточенно полезла на палубу.
– Чего с собой берём? – спросил Василич Ухонина. – Кроме водки, естественно…
– Ну, – Ух задумался, – как чего? Хлеба, сгущёнки, тушёнки… Помочь взять?
– Ишь ты, баре, – недовольно проворчал Василич. – Тушёнки им захотелось… Морем пойдём, рыбу жрать будете!
– А заправка?
– Какая там заправка? В море зальёмся с пограничного катера. Или с МэРэЭса[13].
– На хрена нам погранцы? – равнодушно бросил Ух. – Давай здесь заправимся, я башляю.
– Ни хрена ты не понимаешь, Ух, – покачал Василич своей массивной головой, – при чём здесь бабки? Не, ты их давай мне, я не против. Только заправляться в море удобнее, чем с берега. На берегу бочки катать надо, придумывать, как их ставить, чтобы самотёком шло. Вообще, работать надо. А в море – бросил шланг с насосом и качай из танка в танк. Только осторожно себя вести надо. Как-то мы так качаем солярку с буксира – уже поздно, в ноябре, мороз на улице. Ну, водку пьём в кубрике, само собой. Я вышел на палубу по нужде, поскользнулся и падаю между бортами. Схватился за самый край палубы и вишу. Подтянуться сил не хватает, а кораблики на волне подтряхивает, и они бортами друг об друга – рр-раз! Рр-раз! А я вишу, как раз между кранцев попал. Вот, думаю, сейчас соскользнут пальцы с палубы – и каюк, в ледяной воде пяти минут не продержишься. Ну, дело кончилось просто. Старпом с буксира вышел за тем же делом, что и я. Только пристроился писять, а я у него между ног как заору! Он поскользнулся и чуть ко мне в гости не сиганул! Только в последний момент ухватился за комингс, вывернулся. В общем, еле меня вытащили, я уже совсем замёрз там, внизу. И обоссался к тому же – вишу и думаю: так что мне, так, не поссавши, и помирать? Так и обоссался. А мог ваще утонуть на фуй.