Я разложил на полу карту трёхкилометрового масштаба.
– Итак – вот долина Слепагая. Вот, насколько ваш друг помнил, приметная поляна с бочками, где они стали терять видимость. Вот тут у них было два варианта свернуть не к базе… Кстати, на старой геодезической базе три года назад ламуты стояли, стойбище Тяньги. Вот бы их поспрашивать…
– А кто такие ламуты? – задал Виктор вполне закономерный вопрос.
– Это море раньше называлось не Охотским, а Ламским, – решил я провести неизбежный в этой ситуации ликбез. – Когда сюда пришли казаки, в начале семнадцатого столетия, то так его назвали. А народы, которые здесь жили, были оленеводами, рыбаками и охотниками. И по имени моря прозвали их казаки ламутами. Дальше, правда, получилось смешно. Были они ламутами без малого триста лет, а когда им решили при советской власти вернуть их самоназвание – эвены-орочоны, – то сами они себя стали везде писать в документах эвенами, а звать сами же себя продолжали ламутами.
– А те, которые меня на полосе ограбить хотели…
– Да кто там тебя ограбить хотел! Они же как дети – любопытные страшно. Событий здесь практически нет никаких, новых людей тоже немного, а тут – раз – вертолёт ниоткуда, и мужика в невиданном прикиде высаживает. Вот свезло так свезло… А когда они водку увидели, тут у них крышу и подорвало…
– А с чего у вас тут сухой закон? – вполне законно поинтересовался Виктор. – Или племянник Егора Кузьмича Лигачёва у вас поссоветом заведует?
– Сухой закон, – эту тему надлежало довести до Виктора со всей серьёзностью, и я не пожалел времени на её развитие, – мы ввели все вместе. И по моей инициативе, между прочим. Ситуация здесь такая. Аборигены – они ведь по сути несчастные люди. В их организме отсутствует фермент алкогольдегидрогеназа, который у нас, белых людей, отвечает за расщепление алкоголя в крови. Поэтому валит их с ног даже крохотная доза выпивки. И они не столько пьянеют, сколько дуреют. И башню у них от этого рвёт не по-детски. Здесь раньше был совхоз – оленеводческий. Кто из ламутов при стадах жил – так при оленях и остался. А те, кто оленей потерял или пропил, или раньше при рыбодобыче кормился, остались в посёлке. Их здесь человек двести пятьдесят – почти половина. И пить для них, считай, гибель. Они дуреют, режут друг друга, замерзают по зиме, тонут в море. Ну, мы тут сделали общий сход и ввели сухой закон. Никакой централизованной торговли спиртным. И безо всякого племянника Лигачёва. Кроме того, что отдельные граждане привозят для собственного потребления. Ну, как ты, например. Проблема лишь в том, что люди, испытывающие такую сильную алкогольную зависимость, совершенно дуреют не только от одного запаха водки, но даже и от её вида – вот как там, на площадке.