– Это, конечно, вы всё правильно решили. Но ваша загрузка будет иметь одну мою поправку. Мы возьмём с собой ещё шестьсот килограммов горючего – три бочки, и поставим их в хвосте. Эти три бочки дадут нам ещё час лётного времени – ни хрена не лишнего в поисках. И вообще, поступим мы так. Доберёмся до массива Обручева, там разгружаемся. Всё снаряжение, лишних людей оставляем на реке. И на облегчённой машине уходим в массив – искать ваш ероплан. Находим – весь лагерь перевозим к нему, и я с Виктором возвращаемся в Орхоян. Будьте готовы – сегодня мы можем его и не найти.
Весь груз был снова перекомпанован, три бочки с авиационным керосином погружены на борт. Механики заняли свои места у иллюминаторов, и я обратил внимание, что свои мешки с инструментами они уложили рядом с собой.
Вертолёт вновь завыл, заревел и затрясся в пляске святого Витта, но теперь я уже не испытывал того недоумения, смешанного с испугом, как в первый раз, – очевидно, что для этого вида техники такое поведение было в порядке вещей. Хотя первобытный страх перед подъёмом в воздух на таком, казалось бы, не приспособленном для этого агрегате, у меня оставался. Но сегодня был особый день: приближался момент, когда я должен был увидеть свои миллионы долларов. И я с удивлением отметил для себя, что с момента моего прилёта в Хабаровск для меня приоритетное значение приобрёл сам процесс поиска: знакомство с Орланом, неизвестными вертолётчиками из Николаевска, ламутами, Зайцем и Зимом – почти полностью приглушили радость от приближающегося богатства.
Вертолёт отплясал своё на земле и поднялся в воздух.
Теперь уже я тщательно следил за разворачивающейся внизу панорамой предгорий Хребта. Вопреки штампам, земная поверхность с борта низко летящего воздушного судна отнюдь не похожа на карту. Она скорее похожа на скомканный ковёр, в котором преобладают естественные цвета суши. Я бросил взгляд в салон, заваленный самым разнообразным эквипментом. Прямо напротив меня сидел лысый механик, Колян, как он сам себя называл, и немигающим пристальным взглядом смотрел на меня. Другой рабочий, Федюк, точно так же не сводил глаз с Зима, который стоял в дверях кабины и, судя по всему, что-то обсуждал с пилотом, видимо, корректировал полёт. Его карабин, расчехлённый, висел тут же, на ящике с каким-то навигационным оборудованием.
Неожиданно Зим вышел из кабины и подошёл ко мне.
– Плохо дело, – проорал он мне в ухо. – С моря идёт вынос тумана. Придётся возвращаться, или застрянем.
Я заглянул в кабину – через лобовое остекление было видно, как перед нами изломанным скальным массивом поднимался узел Обручева. Тот самый, скрывающий не меньше полутора миллионов чистоганом. Цена свободы. Но и мне, не смыслящему ничего в полётах и туманах человеку, была видна подползающая оттуда опасность – словно дым из плохо растапливаемой печки, через все ущелья и распадки массива валили серые рваные клочья тумана Охотского моря. Туман тянул свои щупальца по долинам рек и протягивал их прямо к нам – и что-то засосало у меня под ложечкой, когда я увидал его небольшие клочки в полукилометре от нас.