– Серьезный ты человек, – сказал я.
– Я стараюсь, – сухо ответил человек в черном.
– К сожалению, я не могу тебе ничем помочь. Я могу только выступить с предложением к офицерам. Решения здесь принимают они.
– Ты можешь просто уйти вместе с грузом. Он не тяжелый. Шесть планшетов… Груз для ребенка… Я вывезу тебя своим вертолетом.
– Нормально… – засмеялся я. – Кто же меня выпустит с грузом?..
– Скажи, что тебе предложили, из уважения к твоему сану, свободу.
– Ты что, плохо знаешь спецназ ГРУ? – ответил я вопросом.
– Так что же?
– Придется говорить с офицерами…
– Ты обещаешь?
– Я могу обещать и не обещать, но разговаривать мне придется, потому что наша с тобой беседа уже давно, думаю, замечена… Там тоже парни не дураки…
– Иди…
– Как тебя зовут? – спросил я.
– Это неважно… Если договоришься, выходи к повороту ущелья и зови эмира. Громко, не стесняясь. Здесь есть еще пять эмиров, но я главный… Здесь я командую… Меня позовут… Иди…
Я выпрямился и боком двинулся в сторону бруствера, держа в каждой руке по автомату, и по-прежнему стволы смотрели на человека в черном. Подниматься так было неудобно, да еще рюкзак, который я только одной лямкой на плечо забросил, мешал, все норовил свалиться на руку. И потому я передвигался медленно.
– Иди. Я даю тебе слово, что мы не будем стрелять. Клянусь Аллахом, чеченцы не стреляют в спину…
– А я слышал, что стреляют. В нынешние времена чеченцы стали тоже другими…
– Иди и не сомневайся. Пусть твои офицеры подумают хорошенько. Я повторять свое предложение не буду. Скоро вас придавят и со второй стороны. Тогда уже поздно будет соглашаться. А когда придавят, у меня не будет уже причин желать тебе добра… И тем более желать добра спецназовцам.
– Пока мы советуемся, ты…
– Я обещаю пока ничего не предпринимать. На раздумья даю час.
– Здесь только лейтенант. Он ничего не решает. За час мы не уложимся.
– Даю полтора часа. Через полтора часа, если ты не выйдешь к повороту, я связываюсь со второй группой, и – все…
И все же я не отвел свои стволы…
Когда я перешагнул через бруствер, небо уже начинало темнеть. Горы здесь круто и высоко вверх вздымаются. Ущелье – как трещина. И в любой трещине внизу темнеет рано и быстро. И если над горами день будет только клониться к вечеру, то у нас вечер уже будет клониться к ночи. Что-то будет происходить в темноте?..
Но происходить что-то будет обязательно…
* * *
Я перешагнул через бруствер, бросил к ногам лейтенанта Соболенко рюкзак и свой автомат без патронов, потом сбоку положил сдвоенные автоматные рожки, которые сразу же перешли в руки спецназовцев, и мне опять ничего не досталось, кроме того, что было в автомате убитого боевика. Но я понимал, что патроны я добываю не для себя, и здесь, где профессионалы воюют, любителю побаловаться стрельбой лучше свои интересы не афишировать.