– И что там этот старлей насоображал, чтобы под суд не пойти? – спросила беременная жена капитана. А сколько в скрипучем голосе ярости и сарказма, сколько ненависти ко всем. Вот бы кого в бой послать – от ее вида боевики моментально разбегутся…
Я в ее сторону не посмотрел и начал собирать с камня патроны, чтобы отнести их на нижний заслон к лейтенанту Соболенко.
– Объясните, батюшка… – внезапно спокойно и совсем без недавнего властолюбия, вызванного накачкой со стороны жены, сказал Павловский.
Я даже зауважал его за такое умение взять себя в руки и правильно оценить положение. Да и пора бы уже капитану понять, что его команды здесь даже собственная жена не всегда готова выполнять. Разве что лейтенант Соболенко будет согласен на соблюдение воинской субординации.
Я коротко объяснил, выложив все соображения старшего лейтенанта, используя фразы того же старшего лейтенанта.
– Да, он, конечно, прав… Надо было нам сразу по вертолету стрелять. А сейчас боевикам вся наша диспозиция известна.
– Она, брат мой, и без того им известна. Диспозиция простая, но в простоте наша сила…
– Ладно, несите патроны. Вас там уже заждались, наверное. Обороняться нам придется долго. Будем надеяться, выстоим…
– Бог даст, выстоим, – я перекрестился перед капитаном, как недавно крестился перед старшим лейтенантом. – «Господи! как умножились враги мои! Многие восстают на меня; многие говорят душе моей: „Нет ему спасения в Боге“. Но Ты, Господи, щит предо мною, слава моя, и Ты возносишь голову мою. Гласом своим взываю к Господу, и Он слышит меня со святой горы Своей. Ложусь я, сплю и встаю, ибо Господь защитит меня. Не убоюсь тем народа, которые со всех сторон ополчились на меня»…[11]
– Чего? – переспросил капитан, не понимая меня.
– Того… – ответил я просто. – Положимся на волю Божью, брат мой…