– А с вашим-то сыном что было?
– Нес я своего Алешку на горбу еле дышавшего. Живой труп, одним словом. Иду и про себя прошу: «Не помирай, Алешенька, дотерпи до границы, родимый. Не хочу, чтобы эта свора слезы мои видела». Когда его из ямы вытащили, было ясно: не жилец. Руки гангреной пошли, лицо изуродовано, глаз один вытек, самостоятельно передвигаться не может. И, самое главное, запах смерти от него исходит. Я сразу все понял. Хотел только одного: не дать им слабостью моей насладиться. Он, будто слышит все: «Ничего, – говорит, – папаня, пока Москву из окна поезда не увижу, не помру». Повзрослел очень. Слово свое сдержал. Умер на следующий день после прибытия. Сколько я рапортов написал, чтоб в Чечню отправили, но отказ железный, мотивированный былыми ранениями и возрастом. Я ведь бывший майор, морпех. Принимал участие в Карибском кризисе, работал в Анголе, да где только не носило, страшно вспомнить. Тяжелое ранение в позвоночник отправило на заслуженную пенсию. Так-то.
– А Глеб Сергеевич?
– Горелый-то? Ну, этот сыскарь. Когда-то весь воровской мир у него в кулаке сидел. Тоже судьба – не позавидуешь. В девяностых взялся за одного бизнесмена, а тот оказался под прикрытием серьезных милицейских чинов. Глебу, так, мол, и так, отступись от этого дела. А он, недаром что почти Жеглов: «вор должен сидеть в тюрьме» и баста. Уперся. Как ни убеждали его, что не вор в тюрьму сядет, а твой труп в Яузе найдут, ни в какую. Не хотел слышать ничего ни про новые времена, ни про новых хозяев жизни. Советский сыщик-романтик. Таких в лучшие-то годы не густо, прямо скажем, было. Киллеров к нему подсылали, но наш Глебушка одного за другим в количестве трех штук на тот свет отправил.
– Да, круто.
– Еще бы не круто. В молодости в знатных рукопашниках ходил.
– Не позавидуешь омаровскому водиле.
– Помимо кулачных дел, классный стрелок. Так, что уличным выскочкам с тремя классами церковно-приходской он был явно не по зубам. Но эти сволочи по-мужски ведь драться не умеют. Украли гореловскую внучку. И условия ставят. Либо уходишь на пенсию, и дело в корзину. Либо внучку твою вся братва хором насиловать будет. А потом ушки розовые отрежем и в платочке пришлем. Из царевны-лягушки сказку сделаем про ушки. Она ведь у него единственным родным человеком была. Сына с невесткой в автокатастрофе потерял. Девчонка чудом жива осталась.
– Была?
– Да, была. Потому что таких заложников в живых не оставляют. Не трехлетний ребенок, девушка семнадцатилетняя. Знал это опытный сыщик. Думал, как спасти. Не получилось. Расчлененный труп в радиусе нескольких километров по зеленоградской лесополосе собирали. После этого сник наш Горелый. Постарел в одночасье. Таким уже к нам пришел.