– Ти, что, старык, нэ понимаешь совсэм ничего. Сэйчас пацаны сядут на джипа э, и догонят этот тухлый паравоз.
– Сынок, не мунди, пожалуйста. Следующая станция через семь часов, и путь наш пролегает через пустыню, где нет никаких дорог, кроме этой. Даже если твои братки захотят арендовать ради тебя самолет и догнать этот, как ты говоришь, тухлый паровоз, у нас все равно времени предостаточно. Но вряд ли кто-то за тобой полетит на самолете. Ты себя со стороны-то хоть видел?
– Да, видэл, видэл, не бэспакойса. Нэ хуже твоего рожа. Совэтую вам всэм: рвануть стоп-кран и остановить поезд, пока нэ поздно.
– Сынок, я же попросил: не мунди! Ты, что же нас всех круглыми идиотами считаешь? Ехать тебе теперь с нами. Вон там полежишь – в багажном отсеке под нижней полкой. А потом мы тебя сдадим в ближайшее отделение милиции. Свидетелей много. Пострадавших еще больше.
– Свидэтэлэй, говоришь. Покажи хоть адын свидэтэль. Ну, кто хатэл бы сказать, что он свыдэтэль? – обратился Мустафа к вагону. Люди поспешно стали отворачиваться: – Вот выдышь: нэт свыдэтэль. Всэ знают, что патом с их родственныкам будэт. Правильна я гаварю? А ты, старык, мэня в заложник захватыл. Так, что ми это тэбя в отдэлэния отдадым. Сыдэть на нара будэшь, вшей кормить будэшь. Лучше дерни ручка стоп-крана.
Филипп Васильевич обвел взглядом притихший вагон. Не было ни одного человека, готового выразить свое недовольство налетом. Ни одного осуждения во взгляде. Люди какое-то время молчали. Потом стали раздаваться несмелые реплики, типа: давайте отпустим, нам всем не жить, что будет с нашими детьми. У Кондакова перехватило дыхание. Явная растерянность читалась во взгляде. Кто-кто, а он хорошо понимал крылатое выражение, что Восток – дело тонкое. Налетчик удовлетворенно скалился, глядя на русского старика, мол, съел, драный шакал. Поезжай в свою гнилую Россию, и там командуй сколько хочешь, а сюда свой нос не суй.
– Ну что, будэшь рвать стоп-кран, пэнь трухлявый? – и уже обращаясь к вагону: – Дорны кто-ныбудь, а то у мэна рука завязан.
– Всем сидеть! – команда низким хрипом вырвалась из уст бывшего фронтового разведчика, готового вот-вот сорваться на безудержный гнев. Лицо Кондакова горело. Он с надеждой еще раз обвел взглядом притихший вагон. С боковой полки поднялся плотный мужчина в полосатом халате и обратился к победителю:
– Давай отпускать будэм. Хватит уже разговоры говорыть.
Его тут же поддержало несколько голосов. Филипп Васильевич с надеждой посмотрел на Зульфию. Но девушка по-прежнему сидела, закрыв лицо руками. Неожиданно с нижней полки соседнего купе прозвучала фраза: