Мой собеседник ответил не сразу. Черт подери, я совершенно забыл про разницу в часовых поясах и, похоже, вытащил своего приятеля прямо из постели! Впрочем, по тону Кранца понять это было невозможно: все тот же ровный и уверенный голос. Так что я на всякий случай даже не стал извиняться – что, впрочем, на меня очень даже похоже.
– Кассе, доброе время суток, слушаю вас! – Кранц мягко намекнул на мою оплошность.
– Дружище, среди ваших бумаг есть одна чертовски интересная, – без долгих прелюдий начал я. – Она касается «черного камня»…
– «Черного камня»? – Кранц явно не понимал, о чем речь.
– Ну, «черного кристалла», так он называется у вас. – Я был полон нетерпения. – Использовался при экспериментах по воскрешению в замке Вевельсбург…
– А-а, вы об этом… – В голосе Кранца не было ни малейшей искорки интереса. – Но ведь это всего лишь легенда, Кассе!
– У меня есть серьезные основания подозревать, что это не просто легенда.
– Серьезные основания? Гм, ну раз вы так говорите, значит, действительно серьезные. В общем, дело обстояло так: Вевельсбург – главный орденский замок СС, и там были сосредоточены все нацистские святыни типа рунических табличек. Подозреваю, что «черный кристалл» – или камень, как вы говорите – был одним из таких артефактов. Нацисты пытались оживить даже самые несуразные легенды…
– А это не мог быть какой-то прибор?
– Вряд ли: тогда бы он находился в ведении Егерманна. Максимум, что я готов допустить, – это мог быть какой-то редкий минерал или сплав, от которого исходило особое излучение…
– Исцеляющее? Воскрешающее?
– Кассе, я не Господь Бог и не Генрих Гиммлер. Я не знаю ответа на ваш вопрос. Не знаю.
Распрощавшись, я повесил трубку. Немного, но кое-что. Значит, нацисты все-таки знали про «черный камень». Более того: у них он был. Но единственный ли в своем роде или один из многих? Не знаю, слишком много неизвестных в этом уравнении…
Неделю спустя после нашего разговора я получил по электронной почте письмо от Кранца. Текст письма был самый банальный; гораздо больше меня интересовал приложенный к письму файл. В файле была шифровка – только так я мог рассчитывать защититься от непрошеных читателей. То, что Кранц решил использовать шифр, показывало: ему удалось накопать что-то важное. Три часа я, как прилежный школьник, корпел над расшифровкой текста (программы-шифровальщики мы не используем, опять же, исходя из соображений безопасности). А потом еще некоторое время ушло на то, чтобы осмыслить написанное моим немецким (или аргентинским – тут уж как посмотреть) другом.