Макс Гэйл сидел за большим столом, покрытым бумагами. Когда он встал, я застыла на месте. «А я думала, вас нет!» Никогда не предполагала, что могу ляпнуть что-то до такой степени наивное. Плюс к тому я еще дико покраснела и забормотала: «Адони сказал… Я подумала… Точно он сказал, что вас не будет!»
«А я и отсутствовал, только до чая. Как поживаете?» Скорее безразличный, чем враждебный, взгляд на секунду встретился с моим и упал на розы. Может быть, чтобы заполнить паузу, он спросил: «Адони был в саду?»
Взгляд сэра Джулиана перескакивал с сына на меня. «Не был, иначе он бы ее остановил! А неплохо выбирала, да? Я решил, что она должна платить штраф, a la красавица и чудовище. Не заставим целоваться после такого короткого знакомства, но придется, по крайне мере, побыть с нами и что-нибудь выпить!»
Младший Гэйл задумался и посмотрел на стол, будто в поисках оправдания. Россыпь рукописей, записных книжек и бумаги, на стуле рядом устроился магнитофон. Я быстро сказала: «Спасибо, но не могу…»
«Не имеете возможности отказаться, юная леди! – От чьего сопротивления сэру Джулиану было веселей, невозможно угадать. – Давайте, давайте, полчаса в гостях – очень маленькая плата за ваш проступок. У нас есть шерри, Макс?»
«Да, конечно. – Может, голос у него такой бесцветный, только по сравнению с выразительностью отца? – Боюсь, выбора у нас нет, мисс Веринг. Вам как, сухое?»
«Ну… – Я задумалась. Придется остаться. Вряд ли я смогу пренебречь сэром Джулианом, хозяином здесь, а к тому же и не хочется упускать шанс пообщаться с человеком, который достиг всех возможных вершин моей профессии и которого я любила и обожала всю сознательную жизнь. – Вообще-то, если можно, я предпочла бы что-нибудь, что можно пить долго, и холодное… Я плавала, пить хочется. Может, есть апельсиновый сок или что-то вроде этого?»
«Вот чего захотели. Конечно», – Макс Гэйл неожиданно очаровательно улыбнулся и вошел в дом.
Как и на вилле Форли, с террасы можно было войти в какую-то большую комнату. Все окна, кроме одного, были занавешены. В темноте виднелись очертания огромного рояля, великанский граммофон и вращающаяся книжная полка, заставленная книгами и пластинками.
«На солнце или в тень?» – спросил сэр Джулиан, вытащив для меня яркий стул. Я выбрала солнце, и он устроился рядом, стена кипарисов создавала для него такой же прекрасный фон, как папоротник для белого кота. Зверь, урча, вспрыгнул актеру на колени, аккуратно перевернулся два раза и улегся.
Эта парочка являла собой потрясающее зрелище. Сэр Джулиан никогда не был красив, но крупным мужчинам такого типа годы добавляют своего рода тяжеловесной грации. (Сразу вспоминался его Марк Антоний и то, как позже все попытки сыграть эту роль казались потугами сыграть его.) Мощные грудь и плечи с возрастом несколько отяжелели, густые седые волосы, аристократические брови и нос, светло-серые глаза, но присутствует намек на какую-то слабость в подбородке, почти замаскированный красотой широкого рта. Глаза немного напряженные. Морщин на сцене я никогда не замечала, может, они – следствие болезни и сильной потери веса. Трудно сказать, в чем причина безусловной привлекательности сэра Джулиана, да и вообще его трудно описывать. Его лицо принимает черты то одного, то другого персонажа, будто этот человек существовал только на сцене – король, сумасшедший, страховой агент, солдат, фат… Словно оставив эту освещенную раму, он перестал существовать. Было очень грустно думать, что он оставил ее навсегда. Не сможет быть собой, будет никем.