Две картины Стефана были вывешены в Академии: хорошо известный Вероне ее портрет и небольшая, написанная маслом картина «Дьеппская гавань».
Верона читала газетные отчеты о выставках.
Было забавно видеть, как критики единодушно высоко оценивали работу Стефана Беста. Некоторые абзацы Верона читала по несколько раз и знала их наизусть, в том числе и рецензию на ее «Дьеппскую гавань»: «Эта изысканная небольшая картина с обилием изобразительных деталей четко раскрывает хороший вкус молодого художника и хорошее чувство цвета».
Это было настоящее признание, и это давало Вероне удовлетворение.
Однажды на последней полосе газеты, которую читал Форбс, Верона заметила фотографию одной из работ Стефана. Форбс не показал и вида, что заметил картину и ничего не сказал, Верона же вырезала фотографию и жадно смотрела на нее, прежде чем спрятать. Ей с трудом уже верилось, что она близко знала этого известного молодого художника. В этом для Вероны не было ничего неожиданного. Она лучше, чем кто-либо другой, знала, что Стефан – великий художник. Единственное, о чем она не подозревала, – это то, что успех придет к нему так быстро.
Была ли в его жизни какая-нибудь женщина?
Это был очень жгучий вопрос, который Ворона часто задавала себе. Боясь правды, она все-таки хотела ее узнать. Но Эвелин никогда не передавала ей конкретных новостей об этом, а Верона никогда не спрашивала.
Не удивительно, что Верона вспомнила о Стефане сегодня из-за незабываемого дня рождения, которое провела с ним. Верона, которой тогда исполнилось двадцать лет, сидела в старой мастерской на Глочестер-роуд, ела сосиски и пила пиво.
Все в прошлом, говорила теперь она себе с горечью. Все в прошлом. Верона стала самой настоящей офицерской женой, превратилась в ее образец. Форбс только этого и желал, а Верона поехала с ним за границу только с одной мыслью – забыть Стефана и быть хорошей и верной женой Форбсу.
У нее была работа. Как и пророчила ее свекровь, Верона вошла в Совет офицерских жен и по утрам работала под руководством генеральской жены Кэтрин Борн. Вероне нравилась миссис Борн, седоволосая живая женщина, посвятившая жизнь мужу и армии. Миссис Борн сочувствовала людям, у которых, как она говорила, «нет призвания к службе». Миссис Борн, в свою очередь, тоже симпатизировала Вероне, и частенько приглашала ее с Форбсом на обед к генералу.
Форбсу всегда нравилось, когда Верона с другими женами работала. Несколько раз он открыто выражал свое удовлетворение тем, как она здесь устроилась.
Но мысли Вероны все чаще и чаще возвращались к идее завести ребенка. Форбс же не поддерживал ее. Он не хотел подрывать ее здоровье бременем материнства. На Востоке, где столько трудностей для нормального проживания, материнство очень проблематично.