– Ты же осталась девственницей.
– Я… что?! – Ее охватил гнев. Потрясенная тем, что произошло, она спросила: – Значит, ты так вел себя, потому что думаешь, что я девственница?
Доминик отвел руку от лица, в глазах был немой вопрос.
Мэдлин поднялась и стала торопливо приводить себя в порядок. Она вся дрожала. Отчаяние, унижение, растерянность смешались в ней! Такого ей еще не приходилось испытывать.
– Раньше, когда я вовремя останавливался, тебе не нравилось, – объяснял Доминик. – Сегодня я решил не разочаровывать тебя.
– Значит, ты сделал это ради меня? – Мэдлин бросила на него яростный взгляд. – Так я тебе скажу, что я чувствую.
Она задыхалась в приступе бешенства, копившегося многие годы. – Я чувствую, что ты пользуешься мною. Используешь для собственного удовольствия. Я всегда это чувствовала, когда бывала с тобой!
– Мэдлин, я…
– А я хотела, чтобы меня любили. Просто любили. – Она отвернулась, слезы душили ее. – Я хотела быть любимой, так отчаянно, что ты не смог бы остановиться, как бы ни старался.
– Я и не хотел останавливаться, – резко возразил Доминик.
– Но старался. – Короткий смешок прозвучал как пощечина. Она нервно застегивала блузку. – Мэдлин, как всегда, пляшет под дудку Доминика, – издевалась она над собой. – Ты всегда хотел только погладить меня, чтобы возбудить во мне страсть, верно? – Обвиняя его, она не щадила и себя.
– Все было не так. – Доминик тяжело вздохнул и сел. – Все было совсем не так. Ты была очень молода, Мэдлин! Восемнадцать лет, черт возьми!
– А теперь? – возразила она. – Стала на четыре года старше и, значит, готова пройти следующий этап сексуального эксперимента?
– Не будь такой грубой, – проворчал Доминик и встал. – Мы оба получили удовольствие, ты ведь знаешь.
– Но не в равной степени! – закричала она. Слезы брызнули из глаз, в ней заговорила уязвленная гордость. – Я уверена, мы никогда не получали одинакового удовольствия. Ты делал со мной, что хотел, четыре года назад и пытаешься так же вести себя теперь!
Тогда он умело и расчетливо удерживал ее на краю пропасти. И если бы она оступилась, у него хватило бы наглости ужаснуться! Сегодня он вел себя так же: погрузил ее в безумный и прекрасный мир, а сейчас смотрит на нее холодно и устало.
Она не может этого выносить. Не надо было ей возвращаться. Было бы лучше не вспоминать об Англии, вычеркнуть Доминика Стентона из жизни, ведь вокруг было так много поклонников. А она прогнала всех прочь, втайне мечтая о Доме, о его нежных прикосновениях и поцелуях.
Господи, как она устала от себя и от него! – Я больше не хочу тебя видеть, – сказала она, застегивая куртку. – Ни здесь, ни в каком-либо другом месте. – Она насмешливо оглядела старый лодочный сарай. – Ты дурно поступил со мной, Доминик. Я перестала себя уважать, и виноват в этом ты. Впрочем, ты всегда унижал меня.