– Не говори глупостей! – резко перебил Анри. – Забыла! Да не было дня в ее жизни, чтобы она не думала о ней.
– Когда она рассказала тебе об этом, было уже слишком поздно? Она не могла ничего сделать, чтобы забрать дочь к себе?
– Я уже объяснил тебе, почему это было невозможно. Анри был напряжен, ему не хотелось продолжать этот разговор, но он сделал над собой усилие.
– Твоя мать была очень привязана к Адриану. Он был здоровым мальчуганом, и она обожала его… Потом она ждала тебя, и ты была для нее настоящим утешением.
Паскаль снова увидела, как он сжал пальцами виски, и ей показалось, что она подвергает его мучительным страданиям. Снова наступило молчание.
– Мне бы больше не хотелось внезапно узнавать еще о каких-то вещах, – пробормотала она наконец.
– Если бы ты не купила Пейроль, то…
Он снова повторял эту фразу. Что еще он мог скрывать? Она хотела расспросить его о том, как он познакомился с Камиллой, узнать, почему ему захотелось связать свою судьбу с женщиной, способной отказаться от своего ребенка, но она не имела права рыться в прошлом своих родителей, и ограничилась лишь одним вопросом:
– Адриан знает об этом?
– Отчасти. Ему, как и всем остальным, сказали, что ребенок умер. Но для него она ничего не значит, их не объединяет общая кровь.
– Фактически она не значит ничего ни для кого, не так ли? Мамы больше нет, Рауль Косте исчез, словно его и вовсе не было, Монтаги умыли руки, ты не хотел в это вмешиваться, Адриану было все равно… В итоге остаюсь я одна, кого это волнует?
– Ты?
– Я хочу… увидеться с ней. Я думаю, что можно что-то сделать.
– Так вот чего ты хочешь! Ты надеешься увидеть сестру, которая с радостью бросится в твои объятия? Боже мой, Паскаль, ты же врач, ты же сама должна знать, что ты увидишь. Скорее всего, она вообще не дожила до этого времени. У Юлии остался мозг двухлетнего ребенка, она тебя совсем не знает, поэтому вряд ли будет тебе рада. Опустись на землю, моя дорогая дочь!
Мысль об их встрече была для него невыносима.
– Твоя мать не хотела, чтобы эта встреча состоялась, поэтому она ничего и не говорила тебе.
– Но ты, отец, мог бы рассказать мне об этом после того, как мама умерла.
– Ну и упрямая же ты! Мне кажется, будто я бьюсь головой о стену… Ты считаешь Юлию жертвой, а свою мать палачом, хорошенькое дельце! Теперь послушай меня, Паскаль. Если бы можно было все вернуть назад, я бы ничего тебе не сказал и позаботился бы о том, чтобы уничтожить это дурацкое свидетельство. Сколько ты еще будешь пережевывать все это? Разве от этого кому-то лучше? Ты понятия не имеешь о том, что пришлось пережить твоей матери. Раз ты посмела заявить, что она забыла о Юлии, то я тебе отвечу, что она умерла после сорока лет непрерывных мучений. Сейчас, где бы она ни была, она нашла успокоение. А я на твоем месте не стал бы строить из себя судью.