Родители… Это слово она уже почти не употребляла, разве что только в воспоминаниях о прошлом. Оставалась ли ей матерью эта душевнобольная женщина, до предела напичканная медикаментами? Смирившись с приговором, сознательно ли отказывалась она бороться с болезнью? Не ускорила ли намеренно приближение кончины? Будучи чрезмерно стыдливой, она мало говорила о себе, и уж тем более не готова была кому-либо открыться и рассказать все начистоту; выражение ее лица всегда было любящим и загадочным. За несколько недель до смерти она отпраздновала свое шестидесятилетие, хотя выглядела намного моложе, и лишь седые волосы в какой-то мере выдавали ее возраст. Дочь вьетнамки и француза, она унаследовала характерную азиатскую внешность, передав и Паскаль большие черные с раскосинкой глаза, высокие скулы, матовую кожу и носик восхитительной формы.
– Если хочешь, мы можем повернуть на Пейроль, – предложил Самюэль.
Он имел в виду дом, в котором она провела детство и о котором столько ему рассказывала.
– Нет, держи курс на Гайяк, так будет лучше…
Зачем тревожить все эти далекие воспоминания, каждое из которых было так или иначе связано с матерью? Зачем возвращаться в тот огромный пейрольский сад, где она любила играть и где повсюду росли цветы… и большая рыжая собака прыгала вокруг нее… Еще на склоне там была лужайка… В хорошую погоду мать надевала шляпку-канотье, брала с собой плетеную корзину и секатор и выходила в сад, чтобы срезать свежие цветы. Паскаль каждый вечер взбиралась на забор, дожидаясь отца, и могла наблюдать, как их белый дом купается в лучах закатного солнца. Отъезд причинил ей немало страданий.
Рука Самюэля коснулась ее колена, и она снова почувствовала прилив слез.
– Прости меня, – прошептала она.
И хотя она едва шевелила губами, чувствительность микрофона позволила Самюэлю расслышать ее слова. Он передал ей карту и скомандовал:
– Ну-ка пересядь сюда и покажи мне, на что ты способна!
Она удивилась тому, что он доверяет ей управление машиной, и метнула на него быстрый взгляд – не шутка ли это.
– По крайней мере, тебе придется думать о чем-то другом…
Паскаль нередко доводилось совершать полеты, однако работа в больнице Некер отнимала слишком много времени, и в течение последних трех месяцев ей ни разу не удалось полетать.
– Ты мне поможешь? – спросила она.
Он рассмеялся, скрестил руки на груди и принялся отдавать команды.
Анри Фонтанель открыл дверь квартиры и замер, сбитый с толку темнотой. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы понять – жена больше не ждет его. В последнее время его в основном встречала сиделка, и это создавало хоть какую-то видимость жизни в доме.