– Оно здесь весьма ощутимо и вместе с тем вовсе не пагубно. – Эмброуз вошел в комнату как раз вовремя, чтобы услышать последнее замечание Элана. – За исключением разве что невинного зла, оно проявилось в том, что я обнаружил досадные огрехи в сердцах и умах нехристианских ученых, с которыми встречался. А как ты, Элан? Я не видел тебя несколько дней.
– Георгий меня совсем загонял, – ответил Элан. – Но я наслаждаюсь каждой минутой своей деятельности. Надеюсь, что вскоре увижу морское сражение.
– Не желай кровавых столкновений между людьми. – Эмброуз перекрестился. – Я слишком хорошо помню войну и страдания, связанные с ней.
– Поэтому ты оценишь мудрую стратегию последнего сражения Георгия. – Элан пустился в пространное описание стратегических планов своего нового учителя. Затем он покинул друзей, объявив, что ему необходимо кое-что уточнить у Георгия. Пирс и Эмброуз улыбнулись друг другу.
– Я знал это, – сказал Эмброуз с облегчением, которого даже не пытался скрыть, – знал, что как только Элан переключит свои мысли на что-либо, кроме леди Джоанны, он начнет выздоравливать от своей всепоглощающей любви.
– Не думаю, чтобы у Элана восторжествовал разум, – засомневался Пирс – И он никогда не забудет леди Джоанну. Я слишком хорошо его знаю.
Сообщения, которые Георгий получил о том, что делается во владениях Рожера на материке, вскоре подтвердились. Неугомонные нормандские владельцы вассальных Рожеру земель в южной Италии снова подняли мятеж против своего сюзерена. Хуже того, в попытке обострить разлад и привлечь на свою сторону императора Священной Римской империи, мятежные вельможи заключили договор с северо-итальянским городом Пизой, находившимся под властью императора. Ободренные своими успехами нормандцы осадили Неаполь с суши, а двадцать первого апреля морские подходы к городу были блокированы пизанским флотом.
Эти новости вывели Рожера Сицилийского из траурного оцепенения, в которое он был погружен со дня смерти своей королевы в феврале этого года. Он созвал самых преданных своих советников в королевский дворец; первейшим из них был Георгий Антиохийский. Георгий воспользовался благоприятным случаем, чтобы представить своих гостей королю.
Привыкнув к совершенству дома Георгия, трое англичан были не так сильно поражены восточной роскошью королевского дворца. Дворец Рожера был построен на холме, расположенном в полутора милях к западу от Палермо. Там было тише и прохладнее. Нормандские правители острова, захватив старую сарацинскую крепость, переделали и расширили ее. Пристроили новые дворцы и дворики, разбили сады. Появились многоструйные фонтаны и даже башня, увенчанная медным куполом обсерватории, откуда королевские астрономы каждую ночь вели наблюдения за небом. С внешней стороны эту надежную крепость охраняли триста могучих воинов-атлетов, а в пределах крепостной стены дворец превратился за годы правления покойного отца Рожера и его самого в ослепительную сокровищницу, украшенную золотом, мозаикой, резным деревом и филигранью; узорчатыми коврами и шелковыми гобеленами, изящными вазами и другими редкими изделиями из заморских стран. Покои дворца благоухали ароматами духов и курений, терпкими запахами сандала и пачули. Из цветущих садов доносился тонкий аромат роз и лилий, посаженных в них в изобилии.