— «Мир», «Братство», другие — проказа! Она ползет по странам и народам вот уже три тысячи лет, она принимает любые обличья, потому что сама не имеет лица! Ради своих целей она использует любые средства: от убийства и предательства до религии и революций! Но везде и во все времена она защищала только себя и себе подобных, и всегда — за счет остальных. И вы, Стражи, нужны ей только для охраны ее Будущего, у прочих же Будущего быть не должно!..
— Подожди! — не выдержал я.
От его простых, понятных и в то же время невероятных слов спину обжигало холодом и жесткой решимостью, а в неподготовленной к такого рода спорам голове назревал большой кавардак, от которого необходимо было срочно избавиться. Просто в силу инстинкта самосохранения, черт возьми!..
— Постой, — я с усилием придал мыслям нужное направление. — Почему ты с такой уверенностью говоришь за всех и против всех? Откуда ты можешь знать о высоких целях «Равенства» или «Народной воли»? Ты же смотришь на них только через прорезь прицела! Кто дал тебе право говорить от имени народа, наконец? И, если уж на то пошло, зачем ты пришел сюда: агитировать Стража или сдаться?
Он прекрасно видел мои метания, но и не подумал этим воспользоваться! Вместо этого невозмутимо и ровно продолжал:
— Сдаются только трусы, либо тяжелораненые. Агитация — это метод сильных для управления слабыми, способ умных для подчинения дураков. А говорю я так, потому что знаю! Я видел эту заразу победительницей, но, слава Богу, не здесь. Ей у нас еще далеко до победы, если сами не поможем раздавить себя по простоте своей. А там она победила — жестоко и навсегда! И не без моего участия!!.. — он вдруг сорвался на крик.
Резким движением Стойкий расстегнул молнию комбинезона, и в телевизионном полумраке комнаты на груди у него, на широкой алой ленте тускло высветился небольшой металлический диск с изображением парящего орла в лучах восходящего солнца. Красивая восточная вязь окаймляла рисунок.
Я не мог оторвать взгляд от чеканного мужества гордой птицы. Все привитые Уставом Школы слова о долге и миссии, единстве целей и средств, чистоте помыслов и величии Пути — вдруг разом исчезли. Родившаяся пустота быстро заполнилась не то звоном далеких колоколов, не то просто неразборчивым гулким бормотанием, будто говорили тысячи усталых людей, собравшихся в пустующем храме…
— Кто ты? — попытался спросить я и не услышал собственного голоса.
Стойкий улыбнулся каким-то жутким, волчьим оскалом, потом вытащил из-за пазухи черный берет с распластанной птицей на сгибе, одним заученным движением одел его, сбив на затылок, и поднялся.