Сам был тому свидетель, когда на сессии один оратор, прежде отовсюду изгнанный и всеми охаянный, ставший депутатом, похоже, исключительно благодаря черепно-мозговой травме, полученной в детстве, орал с трибуны, как столовский кот, по ошибке запертый на ночь в подвал с огромными крысами, и требовал принятия указа о перелицовке в нашем городе и в стране всех без исключения названий, содержащих слово «красное», вплоть до известной марки вина.
При упоминании этого слова он сам разошелся, как испанский бык от вида тряпки такого цвета в руках тореадора. По всей видимости, для успокоения коллеги ему дружно пошли навстречу и повелели все «красное», "красногвардейское", «красноармейское», "красноперекопское", «краснопутиловское» и прочее тут же переименовать. Не обошлось, однако, без богохульства вокруг бытующего, расхожего названия кладбища — Красненькое. Оказалось, это название рождено цветом кирпичной стены вокруг него, а вовсе не большевистской любовью к конкретному месту захоронения…
Собчак, взирая на буйное творчество вполне вероятных клиентов городских психушек, освобожденных избирателями от принудительной опеки докторов, сперва вхолостую веселился, пока не получил первый большой оплаченный Западом заказик по стиранию имени Ленина с городской вывески. После обтяпывания этого крупного дельца «патрон» сам увлекся игрой в мелкие переименования. Но, в отличие от обычных придурков, наш шумный и напористый узбекский провинциал всегда творил злонамеренно и небескорыстно.
Уже на подлете к Таллинну, когда замаячили пирсы эстонского рыболовецкого колхоза-миллионера, пока еще имени Кирова, летчик, наслушавшись меня, предложил довольно толковый и стройный план "вывода страны из тупика на заключительном этапе реформ". Центральный пункт этого плана заключался в ударном строительстве просторных помостов с гладко обструганными досками и Г-образными добротными перекладинами, укомплектованными одной либо несколькими пеньковыми веревками с характерной петлей на концах. Эти сооружения отважный пилот рекомендовал воздвигать прямо напротив кабинетных окон «демократических» правителей и тех, кто все издевательства над страной и народом затеял. Тут уже мне пришлось с опаской покоситься на командира. Ведь мы летели за Собчаком, тогда еще всеми любимым, и потому самоотверженного воздушного пацифизма желательно было избежать.
После приземления на лужайке, вдали от взлетно-посадочных полос, я, не дожидаясь остановки лопастей, выскочил из вертолета и побежал к машине, вызванной мною по радио.