Собчачья прохиндиада (Шутов) - страница 36

— А как же закон? — перебил я.

— Запомни! Закон — это право сильного! — подытожил «патрон» с каким-то наркотическим блеском в глазах.

Я-то запомнил это, и неплохо. Но кто мог тогда предположить, что наш разговор, к теме которого Собчак больше никогда со мной не возвращался, может быть воплощен в реальность. Мне казалось, что в деле правосудия, столь близком Собчаку как юристу, «демократам» возвратить страну назад, к могильным терриконам отработок жертв прошлого, будет невозможно. Правды ради следует отметить: эту идею с построением такого механизма «правосудия» в городе Собчак назвал лишь переходным этапом, но не сказал куда, в какую «зону». Из всего остального, оговоренного в тот вечер, выходило, что первоочередной задачей текущего момента является расстановка в узловые точки «карманных» фигур. Прежде всего, необходимо было заменить руководство городского суда и прокуратуры, а также начальников ГУВД и УКГБ. Насчет замены последнего «патрон» не очень верил в успех, ибо в этой организации еще сильны были традиции, а о 19 августе 1991 года никто тогда не помышлял. Относительно же других Собчак не сомневался и сказал, что для обуздания горпрокуратуры у него уже есть на примете кандидатура Большакова5 из Московского района. Откуда у «патрона» была уверенность в услужливой исполнительности Большакова, он не поведал. Расспрашивать его я посчитал невозможным, да и ненужным, ибо к тому периоду уже свыкся с мыслью, что почти все замыслы Собчака никогда не обрастали декорациями по причине их беспардонного плагиата. Как только действительный автор замысла обнаруживал кражу Собчаком своей темы, так тут же закрывал доступ к ее технологическому обеспечению, если, разумеется, оно имелось. Это одна из причин, почему ни один из проектов, провозглашенных Собчаком, и ни одну из разных озвученных им идей не удалось воплотить в жизнь, за исключением разве что общей разрухи, правда, осуществленной без громогласного провозглашения.

У Собчака за обильной трескотней общих фраз и расхожих выражений зияла бездна. Как могли не видеть это барабанное нутро его университетские коллеги, да еще вдобавок и «серенадить» ему, — вовсе непонятно. Может, там школа «отжева» всех ученых такова? И все они схожи? Надо надеяться, что это маловероятно. Именно по этим причинам я серьезного значения банному разговору не придал, тем более что и сам «патрон» в заключение пожелал мне не принимать сказанного всерьез. Мне этого также не хотелось. Однако, просматривая через пару дней свои блокнотики, я про себя отметил, что обсуждавшаяся в бане тема — тонкий лед и ходить по нему опасно.