— Теперь я могу смотреть, как ты будешь трахать своих шлюх: я не заплачу.
* * *
Мы явились к лесбиянкам, словно две сиамские кошки, мяукающие от притворного голода. Наджат открыла нам дверь в пеньюаре. В воздухе пахло «Шанелью № 5» и женским оргазмом. Салуа была в гостиной, белая и голая, ее трусики валялись на виду на ручке кресла.
Она взглянула на меня насмешливо, с легким презрением.
— Нам тоже случается запираться на три дня подряд, чтобы оттянуться по полной. Но, как видишь, мы не замыкаемся между собой! Мы всегда принимаем Дрисса с раздвинутыми ногами. Вина или шампанского?
— Воды, — ответила я.
Наджат налила Дриссу виски и поставила передо мной графин воды, бокал и блюдо с фруктами.
Салуа натянула трусики, накинула шелковый халат. Она зажгла сигаретку, отпила красного вина из бокала и села слева от меня, между мной и Дриссом.
— Бадра, ты красавица, но дурочка! Ты такая дура, что сама от этого страдаешь. Ты думаешь, что никто, кроме тебя, на свете не любит. Но ты хоть умеешь любить?
— Что я умею, а что нет — тебя не касается.
— Само собой. Но признай, что у других могут быть такие же чувства, как у тебя, хоть они и ведут себя по-другому.
— Я не хочу поступать как другие.
— Ты думаешь, раз мы с Наджат трахаемся — мы грязные животные и шлюхи. Если ты шлюха — это не значит, что ты не любишь свое ремесло. Что ты просто не любишь. Я вот люблю мужчин. А Наджат научилась их принимать. И раз я люблю ее, заниматься любовью с ней мне приятнее, чем лечь под самого Фарида эль-Атраха.
Она снова стала мне противна, несмотря на все мои благие намерения.
— Я знаю, что ты здесь из-за Дрисса.
Она попала в точку и сама поняла это по молчанию единственного присутствующего здесь мужчины и моим сжатым челюстям. Наджат, насвистывая, орудовала пилочкой для ногтей.
— Я, как вино, Бадра! Рано или поздно ты придешь ко мне, только чтобы узнать, что во мне находит твой мужчина.
Салуа прижалась ко мне. «Не трогай меня», — сказала я ей. Дрисс встал и принялся обозревать Танжер сквозь занавески. Приподнявшись наполовину, она легко прижала меня к дивану своим весом. Поворот бедер — и мой холмик застонал под широкими, точными движениями. Воспоминание о Хадзиме кратко вспыхнуло под закрытыми веками, словно уголь. Мое сердце билось так, словно хотело вырваться из груди. Я не ожидала этого. С ужасом я почувствовала, как отвечает ей мое лоно. Мой холмик пульсировал, прижавшись к холмику Салуа, обезумев от желания. Не понимая, что со мной происходит, я ощутила, как ее средний палец погружается в меня. Левой рукой в тяжелых кольцах она зажала мне рот, заглушая протест. В течение минуты я терпела обжигающее изнасилование ее длинного, завоевывающего пальца в моем зияющем мокром влагалище. Я уже не была девственницей, но дрожала от того же гнева и того же стыда. На мгновение я увидела, как Дрисс склонился над Наджат. Его гульфик красноречиво вздулся. Второй мой мужчина покинул меня. И он тоже бросил меня на насилие, на этот раз незнакомым, нелюбящим рукам.