Мне трудно было сосредоточить взгляд на моем проводнике, так широки показались улицы и так величественны платаны. Всюду кафе — на террасах сидят мужчины в джеллабах и европейских костюмах. Не раз я чувствовала, как ноги у меня подкашивались под настойчивыми взглядами, словно приподнимавшими чадру цвета свежего масла, надетую на городской манер. Хоть Танжер и поражал своими зданиями, мужчины показались мне во всем похожими на тех, которые остались в Имчуке барахтаться в навозе и гонять мух.
Минут через двадцать ходьбы парень свернул налево, потом пошел по переулку. Переулок был узкий, как кишка, он тянулся вверх и вверх, кружа направо и налево. Мне ужасно захотелось пить в этом темном туннеле, куда я протискивалась вслед за своим безымянным проводником.
Дойдя до входа в медину, он остановился. Здесь было светло; царила полная тишина, если не считать, что издали доносились отзвуки строк Корана, их читал нараспев хор детских голосов. Мой проводник сказал, не оборачиваясь:
— Ну вот, пришли. Так какой дом ты ищешь?
Я протянула ему измятый листок бумаги, который сжимала в руке. Он долго всматривался в него, потом воскликнул:
— Но ведь он же здесь, справа от тебя!
Неужели я действительно добралась до места, куда собиралась. Меня вдруг охватили сомнения. За дверью, на которую показывал парень, могла скрываться засада, притон, где лихие люди одурманят меня наркотиками, изнасилуют, отрубят голову и выбросят тело в «пещеры, прорытые в горном утесе», или бухты, «воняющие хуже всякого хорька», о которых рассказывал мой брат Али.
Парень догадался о моем беспокойстве:
— У тебя записано какое-нибудь имя, кроме адреса? Кого-нибудь можно позвать?
Я прошептала, исполнившись надеждой:
— Тетя Сельма.
Он толкнул тяжелую, обитую гвоздями входную дверь и вошел в темную дрибу.[9]
Я услышала, как он кричит во всю горло: «Йа умалли эддар, эй! Есть кто-нибудь в доме?»
У меня над головой хлопнули ставни, заскрипела дверь, и раздались голоса, неузнаваемые, чуть приглушенные.
— Есть здесь тетушка Сельма?
Тихий голос, быстрые шаги, и вот появилась моя тетка, обеспокоенная, в розовых мишмаках,[10] изящных, словно драгоценности. Она хлопнула себя по груди:
— Ну надо же! Ты что здесь делаешь?
Во всяком случае она оказалась на месте, только это и было мне важно. Из-за спины ее вынырнул мой проводник, радостный и гордый тем, что нашел ее. Мне захотелось смеяться.
— Что произошло? Там кто-нибудь умер?
Я ответила, растерянно и вполне искренне:
— Я.
Она быстро пришла в себя, с любопытством оглядела того, кто меня проводил, и поблагодарила его за любезную услугу. Мой ответ, похоже, позабавил молодого человека; он поправил феску, убрал руки за спину и бросил хозяйке дома: «К вашим услугам, лалла.