Оказавшись у ворот, я вновь предъявил свои бумаги караульному, и нас пропустили внутрь.
Когда мы вошли в соборный квартал, первый за весь день солнечный луч пробился сквозь густую завесу туч, заиграв в разноцветных окнах огромного собора.
— Любопытно, почему в соборе сохранились витражные окна? — спросил Барак. — Ведь во всех монастырях такие окна уничтожены. А изображения святых и апостолов сочтены идолопоклонничеством.
— Среди реформаторов было немало таких, кто настаивал на повсеместной замене витражных стекол на простые, — пояснил я. — Но король ограничился монастырями. До поры до времени.
— Не вижу смысла в подобном ограничении.
— Это всего лишь определенный компромисс со сторонниками традиций. К тому же вам пора уяснить, что политика и здравый смысл зачастую несовместимы друг с другом.
— С этим я вполне согласен, — усмехнулся Барак.
Дряхлая экономка мастера Ренна, открывшая нам двери дома, выглядела столь же неприветливо, как и во время первого нашего визита. Старый законник сидел в гостиной, погруженный в чтение. В очаге весело горел огонь. Оглядев комнату, я заметил явные следы попыток привести ее в порядок. Книги были аккуратно сложены, желтые и зеленые плитки, покрывавшие пол, сверкали чистотой. Сокол по-прежнему восседал на жердочке; колокольчик, привязанный к его лапе, тихонько звякнул, когда он повернулся и уставился на нас своим глазом-бусинкой. На столе, поверх великолепной скатерти, вытканной белыми розами, высились три огромные кипы бумаг. Завидев нас, мастер Ренн поднялся и отложил книгу.
— Приветствую вас, брат Шардлейк. Хорошо, что вы привели с собой молодого Барака.
— Простите, что мы так поздно, — виновато улыбнулся я. — Вы получили мою записку?
— Да. Насколько я понял, вас задержало какое-то неотложное дело?
Мне вновь пришлось рассказать историю о стекольщике, упавшем с лестницы, умолчав о событиях, которые последовали за ней. Ренн, выслушав меня, задумчиво сдвинул брови.
— Так Питер Олдройд погиб, — произнес он. — Я хорошо его знал. В течение года он возглавлял гильдию стекольщиков и не раз обращался ко мне за содействием в разрешении вопросов, связанных с законом. То был человек, достойный всяческого уважения. Он обладал спокойным и уравновешенным нравом, хотя и испытал немало несчастий. Во время чумного поветрия тридцать восьмого года он потерял всю свою семью.
Ренн помолчал несколько мгновений и заметил, указав глазами на лежавшую на столе книгу:
— Когда вы вошли, я как раз читал историю Ричарда Третьего, написанную сэром Томасом Мором. Этот автор обладал на редкость беспощадным умом.