- И чтоб я тебя больше тут не видела! - закричала вслед уборщица.
Юрка бежал и бежал, пока снова не очутился возле каменной ограды нефтебазы. Карманы вздулись. Восемь кусков - чуть не половина хлебного кирпича, и не черного, а серого, какой мамка лишь изредка привозила из города...
Никто не знал, где находится ремесленное училище. Прохожие попадались все приезжие, шоферы стоящих машин не знали тоже. Юрка встретил двух милиционеров, но их он не спрашивал, а переходил на другую сторону и ускорял шаг, будто торопился по делу. Только перед вечером он отыскал училище. Оно было закрыто.
- Тебе чего? - спросил дворник, когда Юрка подергал запертую дверь. Никого там нет, на практике все, в Саках.
- А когда принимают? - спросил Юрка.
- В училище-то? - спросил дворник. Ему было скучно сидеть одному, он был рад и такому собеседнику. - Это музыка долгая - осенью принимать будут. Так что ты покуда казакуй, догуливай на свободе. А осенью собирай документы и приходи...
Документы... Какие у него могут быть документы?
Остаток дня он слонялся по улицам, избегая мест, где мог столкнуться с мамкой - вдруг она еще не уехала, - сидел на каких-то скамейках у ворот. Он сунулся было на городской пляж - вход был тут же, с бульвара, - но там не то что протолкаться, некуда было поставить ногу - впритык друг к другу, покатом лежали полуголые люди. Только поздно вечером, когда уже стемнело, Юрка снова пришел на опустевший пляж и выкупался. Здесь он и остался на ночь, на одном из дощатых лежаков. Рано утром его согнала уборщица, Юрка снова поплелся в город.
Остаток хлеба он прикончил утром и скоро снова захотел есть. Еда была всюду, на каждом шагу, россыпи, горы еды... В витринах гастрономов, продовольственных магазинов высились пирамиды консервных банок, лежали штабеля колбас и окороков. Юрка знал, что они не настоящие, сделанные из бумаги или еще из чего-то и разрисованные. Но при взгляде на них Юрка глотал слюну и отворачивался. Это не помогало: еда подвертывалась, лезла, перла ему в глаза. Булочные ломились от смуглых хлебных кирпичей, золотистых белых караваев, обсыпанных сахарной пудрой плюшек. В кондитерской громоздились пачки печенья, лотки с пирожными, стеклянные банки с конфетами. На каждом углу из металлических ящиков продавали коричневые, мятые, похожие на стоптанные детские башмаки, но какие же вкусные пирожки, жаренные в масле... Висела на крюках лиловая, обтянутая стеариновым жиром баранина, говяжьи бока скалили кривые клыки ребер, истекали желтизной куриные тушки, лотки прогибались под ворохами, кучами моркови, редиски, картофеля... И все ели. Непрерывно. Куда бы Юрка не смотрел, он видел, как за стеклами витрин, окон столовых и домов, прямо на улице, на базаре, на пляже, стоя, на ходу, люди жевали и жевали. Завтракали, обедали, ужинали, закусывали, перехватывали, перекусывали, подкреплялись, заправлялись, рубали, лопали, жрали...