Баронесса закусила губу.
— Ах, дитя, как ты жестока! — пожаловалась она. — Таким образом при всех беспокойствах, которые мне предстоят, я буду еще постоянно мучаться, что ты в один прекрасный день сломишь себе шею, скача по горам и долинам!
— Я езжу совсем не так дико и необузданно, мама, и Сара очень доброе животное!
— Я бы охотно этому поверила, но это может успокоить меня лишь ненадолго. Как только подумаю о неровной дороге между Аренсбергом и Грейнсфельдом, так меня мороз по коже пробирает! Что касается лично меня, я всегда отказывалась сопровождать верхом папа куда бы то ни было.
На жирном лице гувернантки появилась двусмысленная улыбка.
— Успокойтесь, ваше превосходительство, — сказала она, выразительно взглянув на баронессу.
— Наша милая графиня, без всякого сомнения, будет избирать другое место для своих поездок — я не думаю, чтобы она особенно стала настаивать на этой местности между Аренсбергом и Грейнсфельдом, ибо действительно, как вы изволили сказать, ваше превосходительство, дорога эта очень ухабиста.
Баронесса благосклонно поблагодарила ее кивком головы.
— Ну, хоть это по крайней мере утешение!
— проговорила она со вздохом. — Хоть это дает мне надежду не встретить тебя когда-нибудь мчащуюся по этой ужасной дороге, недобрая, маленькая упрямица! Так ты обещаешь мне это, моя дорогая Гизела?
Молодая девушка согласилась с видимым нетерпением.
Эта нежность, не вызывавшая с ее стороны ни искры сочувствия, была для нее невыносима.
— Ну, так с Богом, мое дитя! — проговорила баронесса, обращая снова лицо свое к зеркалу.
Гизела вышла. За ней последовала гувернантка, еще раз почтительно склонившись пред ее превосходительством.
Дверь затворилась, и баронесса, как бы в утомлении, опустилась на кресло и закрыла глаза рукой. При этом элегантной парижской куафюре грозила опасность быть окончательно смятой, что, казалось, нисколько не заботила в эту минуту ее превосходительство.
Камеристка с отчаянием сложила руки, причем взор ее со злобой остановился на злой госпоже.
Баронесса оставалась в прежней позе. Два года тому назад ее обворожительное немецкое превосходительство, буквально осыпанное бриллиантами, появилось впервые на одном парижском балу и с той незабвенной минуты прозвано было в высшем свете «бриллиантовой феей».
Какие триумфы, сколько небесно прекрасных часов связано с этими ослепительными сокровищами! С их помощью красота ее совершала такие победы. Блеск их так напоминал пылкие взгляды побежденных, которых очаровательная бриллиантовая сирена заставляла испытывать все мучения страсти для того, чтобы потом оттолкнуть с высокомерной улыбкой.