— Мне тяжело еще раз поднимать эту деликатную тему, — обратилась она наконец к Гизеле, — но я считаю своей обязанностью сказать это, тем более, что ты, мое дитя, выказываешь много охоты эмансипироваться… Очень многие мужчины и женщины питают положительно отвращение ко всему, что называется «нервными припадками», — твоя болезнь, к несчастью, уже всем известна, моя милая Гизела; в сношениях со светом тебе предстоит много горестей — разительное доказательство чему мы имели сию минуту!
И она указала в том направлении, куда скрылся португалец.
— Дурочка, — ласково продолжала она, видя, как вдруг, точно вследствие какого-то смертельного испуга, побелели губы девушки, — это не должно тебя тревожить!.. Разве у тебя нет людей, которые тебя любят, разве мы не носим тебя на руках? Разве мы не надеемся, что постепенно здоровье твое поправится?
Как и все искусные в дипломатии люди, отправив успешно стрелу к цели, сейчас же меняют тему, так и она не замедлила переменить разговор.
Приказав одному из лакеев найти брошенный зонтик, она с улыбкой призналась, что «ужасно была напугана».
— Да и неудивительно! — добавила она. — Я видела Лесной дом — он производит такое же впечатление, как и его хозяин, — с одной стороны он кажется жилищем сказочного принца, с другой, даже гораздо более, — логовом какого-нибудь северного варвара… Кто знает, какое прошедшее у этого человека, — даже попугай его кричит о мщении.
Она замолчала.
Из Лесного дома пришли люди, чтобы унести собаку и перекопать то место, где она лежала. Они подняли животное так бережно и осторожно, как будто бы это был труп человека.
— И как же любил его барин! Геро был ему добрым товарищем, — сказал один из пришедших лакею, который тут стоял. — Однажды он его спас от разбойников. Барин этого не забыл — он вернулся домой бледный, как смерть… И старина Зиверт чуть не воет, он так привык к Геро за эти две недели!
Дамы стояли недалеко и слышали каждое слово.
При имени Зиверта баронесса с презрением отвернулась и отправилась к накрытому столу, усевшись за него. Она принялась лорнировать падчерицу, которая медленно шла с госпожой фон Гербек, в то время как люди со своей ношей возвращались в лес.
— Кстати, Гизела, — обратилась она к подходившей молодой девушке, — скажи мне, не сердясь, почему ты одеваешься так странно и до такой степени бедно?
На молодой графине было платье точно такого же покроя, как и в тот день, когда она каталась на лодке, — разница была лишь в цвете. Нежно-голубое, без всякой отделки, оно походило на мантию с широкими, закрытыми рукавами; складки ложились кушаком, охватывавшим талию. Розовая белизна плеч сквозила чрез прозрачную материю, которая плотно облегала девственный стан; черная шелковая лента сдерживала русые волосы, зачесанные назад. Как видите, наряд это! мало походил на парижский туалет a la Watteau, но девушка похожа была в нем на эльфа.