– Ты проводишь меня домой? Я не хочу, чтобы мои волновались.
– А можно я тебя еще раз поцелую?
– Можно.
Снова наступила тишина, а затем Хэнк услышал, как они встают с земли и неуклюже пробираются сквозь заросли кустарника, направляясь к тропинке. Вскоре их шагов уже не было слышно.
«Я ничего им не должен, – думал он. – Я ничего им не должен. Кроме… будущего, которое зависит от меня».
В профессиональных кругах нью-йоркских адвокатов Авраам Сэмелсон слыл строгим судьей, не терпящем каких-либо вольностей или самодеятельности в зале суда. Так что утром того понедельника, на который было назначено начало процесса по делу Морреса, в зале заседаний суда квартальных сессий, просторной, залитой ярким солнечным светом и облицованной темными дубовыми панелями комнате, царила сугубо деловая атмосфера, несмотря на то что сюда с самого утра стекались толпы людей – присяжных заседателей, зрителей и репортеров. Сидя в самом последнем ряду, Кэрин и Дженнифер Белл слушали достопочтенного Авраама Сэмелсона, казавшегося еще более солидным в своей широкой судейской мантии, обратившегося к присутствующим с напоминанием, что суд – дело серьезное и любые попытки превратить его в балаган приведут к тому, что он удалит из зала всех зрителей. С терпением детсадовского воспитателя он разъяснил, в чем будет заключаться его роль как судьи, а затем попросил вызвать первого из присяжных заседателей по делу, представленному к рассмотрению.
Процедура отбора присяжных проходила, как и полагалась, в соответствии с установленным порядком, и в ней не было ничего особенного. Хэнк, со стороны обвинения, задавал те вопросы, которые ожидали от него услышать. Вопросы адвокатов троих обвиняемых – их было двенадцать человек, и все они были назначены судом – также были рутинны и предсказуемы. Короче говоря, это была долгая и по большей части скучная процедура. Майк Бартон, присутствовавший на суде в числе других репортеров, украдкой зевал, в то время как присяжных либо вносили в список, либо им заявлялся отвод.
– Мистер Нельсон, в случае, если обвинению удастся однозначно убедить вас в том, что эти трое молодых людей виновны в совершении предумышленного убийства, возникнут ли у вас сомнения во время голосования при вынесении обвинительного вердикта?
– А почему у меня должны возникнуть сомнения?
– Потому что за убийство первой степени в законе предусмотрено наказание в виде смертной казни.
– Нет, у меня не возникнет сомнений.
– И вы без колебаний отправили бы их на электрический стул?
– Да. Если они виновны, то да.