— Мне приходилось читать для нее в течение пяти часов в день, и мой голос зачастую изменял мне. Тогда принцесса готовила для меня подслащенную воду и извинялась, что заставила меня читать так долго. По ее словам, ей предписали курс чтения. Она хотела ознакомиться с историей, поскольку считала, что после ухода в монастырь ей разрешат читать только религиозные книги. Однажды утром она исчезла, и я узнала, что она отправилась в монастырь Сен-Дени.
— Вы опечалились, мадемуазель?
— Мне было очень горько, мадам. Я любила мадам Луизу. Она была…
Я лукаво посмотрела на нее. Я знала, что она собиралась сказать, что мадам Луиза была самой рассудительной, самой здравомыслящей из тетушек, но, конечно, чтица вовремя остановилась.
— Продолжайте, — приказала я.
— Мадам Аделаида рассердилась, когда я сказала ей, что мадам Луиза исчезла, она спросила:» С кем она убежала?»Она подумала, что та сбежала с любовником.
— Этого можно было ожидать от мадам Аделаиды. Ей нравится все драматическое и, конечно, бегство с любовником выглядит более драматично, чем уход в монастырь. Я боялась, что мадам Виктория последует ее примеру — Я кивнула головой. Моя маленькая чтица уже дала мне ясно понять, что из всех трех тетушек Виктория вызывает у нее наибольшую симпатию.
— Я сказала ей, что опасаюсь этого, а она рассмеялась и заявила, что никогда не покинет Версаль. Ей очень нравятся здешние яства, а также ее кушетка.
К сожалению, мадемуазель Жене и аббат Вермон не симпатизировали друг другу. И все же я решила держать ее при себе и по возможности вообще оторвать от тетушек и сделать своей служанкой.
Такой образ жизни продолжался в течение нескольких месяцев пребывания в Версале. Дружеские отношения с принцессой де Ламбаль укреплялись, письма от матушки прибывали регулярно. Мои встречи с аббатом, который пытался углубить мои познания; мои беседы с Мерси, пытавшимся повлиять на мое поведение; моя тесная связь с тетушками; моя дружба с королем; мое кокетство с Артуа — все это продолжалось, а кроме того, все больше возрастала моя привязанность к мужу. Но мы были постоянно на виду и понимали, что за нами наблюдают из-за каждого угла, поэтому наше положение не давало больших возможностей для перемен в наших отношениях. Мы даже ели на людях — обычай, который я ненавидела; но кроме меня никто против этого не возражал. Люди приезжали из Парижа, чтобы посмотреть на нас во время еды. Мы были похожи на зверей в высоко подвешенной клетке.
Когда наступало время обеда, приходили люди, чтобы посмотреть на моего мужа и на меня, как мы едим суп, а затем они спешили посмотреть, как принцы едят вареную говядину, а потом им приходилось бежать, задыхаясь, чтобы успеть увидеть, как мадам поглощает свой десерт. Для этих людей мы представляли собой какое-то диковинное зрелище.