Рустем осторожно ощупал конверт.
– Да там ничего нет, кроме бумаги. – Он разорвал один край и вытащил рисунок, с обратной стороны которого было письмо, написанное ровным, каким-то детским почерком по заранее намеченным простым карандашом линеечкам.
«Дорогая Яна. Мы плохо расстались, а я так не люблю. Очень тронута вашей заботой и желанием поучаствовать в моей судьбе. Вы люди из другого мира, и вы имеете право на свое собственное мнение, равно как и я на свой собственный выбор и личную жизнь. Хочу заверить тебя и твоего очень красивого спутника, что я очень счастлива. Я вполне отдавала себе отчет, что становлюсь четвертой женой великого человека, и сознательно на это шла. Егор Шимякин – очень мудрый, добрый, талантливый, и он никогда не обидит без повода. Так что не беспокойтесь за меня, и всего вам хорошего, не поминайте лихом. Олеся». После следует: «Хочу подарить на добрую память свой рисунок».
– Это все, – вслух прочитал Рустем, сделал вид, будто сплевывает на пол, и брезгливо выронил листок.
– Меня сейчас вырвет. Очень мудрый, добрый… тьфу! – поддержала его Яна, поднимая и перечитывая письмо.
В номер постучали.
– Что еще?
– Всех приглашают завтракать, – раздалось за дверью.
– А можно принести в номер? – спросил Рустем.
– У нас нет такой услуги, – после некоторого замешательства ответили ему.
– Пятьсот рублей.
– Сейчас, – за дверью послышались быстро удаляющиеся шаги. Видимо, такая услуга сразу же появилась.
– Ты согласен, что Олеся – умная девушка? – обратилась к Рустему Яна.
– У меня создалось такое впечатление, – кивнул он.
– Умный человек будет присылать какой-то непрофессиональный рисунок с полным бредом на обратной стороне?
– Не будет, – согласился Рустем.
– А нам с тобой обоим показалось, что она хотела нам что-то сказать, но не смогла по известным причинам, – огромные глаза Яны зажглись огнем охотника в предвкушении добычи.
– Хочешь сказать, что она таким образом хочет нам что-то сообщить? – догадался Рустем.
– А если я права? Это же может оказаться призывом о помощи! Ей не дадут пообщаться с нами вживую, возможно, что и приковали к столбу за то, что пообщалась. Вот ей и осталось только письменное обращение, – стала развивать мысль Яна.
– Конечно, все, что она написала, прошло жесткую цензуру, отсюда и эти липкие слова лести и завуалированная просьба не лезть в их жизнь, в их, так сказать, уклад, – продолжила Яна, – но там должно что-то быть…
– Шифровка… – тихо произнес Рустем и погрузился в текст.
Яна дышала над его плечом, до рези в глазах всматриваясь в ровный почерк девушки. Рустем молчал достаточно долгое время, затем сказал: