– Что ты сам? – спросил Владимир. – Что ты сам думаешь, Дмитрий?
– Я начал опять пить таблетки, чтобы не заболеть, – сказал Дмитрий. – Теперь у меня в голове вата, но я еще могу ждать.
– Я не знаю, могу ли я, – признался Владимир. – В этом все дело.
Дмитрий некоторое время поколебался, потом ухватился кистью одной руки за запястье другой, как бы подбадривая сам себя, и сказал:
– Я не понимаю, что это значит, но я думаю, ты должен об этом знать. У Ольги и у Кая – одинаковые татуировки. Только у хореографа здесь, – Дмитрий указал на левую сторону своей груди. – а у Ольги – вот здесь, на внутренней стороне руки, ближе к плечу.
– Что за татуировки? – спросил Владимир, отложив книгу и садясь на тахте.
– Крест. И у того, и у другой. Наверное, это что-то христианское.
– Я никогда не слышал и не читал, чтобы христиане делали какие-нибудь татуировки. Но я мало знаю.
– Разве ты не видел у Ольги эту татуировку? – поинтересовался Дмитрий, как будто бы слегка удивившись.
– Нет, – промолвил Владимир и, помолчав, спросил, едва разжимая губы. – А ты откуда…
– У Кая, когда мы вошли, была разорвана рубашка, – объяснил Дмитрий. – Я обратил внимание, потому что уже видел такое раньше – у Ольги. Я думал, она рассказывала тебе…
– Нет, – сказал Владимир.
– Можно спросить у Кая, – предложил Дмитрий.
– Я не смогу.
– Если получится, я сам спрошу, – пообещал Дмитрий, сделал еще шаг и присел на самый краешек тахты.
Владимир подвинулся и согнул ноги, обхватив руками колени. С минуту оба юноши молчали, потом Дмитрий сказал:
– Ты держись, если можешь. Теперь все от тебя зависит, Владимир, ты же понимаешь.
– Я постараюсь, – сказал Владимир. – Но я не могу обещать…
* * *
– То-ося, я все хотела тебя спросить: а что ты скажешь, если я рожу тебе братика? Или ты больше сестричку хо-очешь?
Настя Зоннершайн лежала на животе поперек широкой кровати в своей квартире, и что-то по привычке рисовала. Под листок на кровати для твердости был подложен какой-то глянцевый журнал, и из-под краешка рисунка выглядывал каблук и пятка модели с обложки. Сама квартира напоминала сшитую из открыток коробочку, которые прилежные советские девочки изготавливали в кружках «Умелые руки» в конце семидесятых годов. Внутри коробочки было светло, тепло и уютно. Пахло чем-то праздничным – не то свежим кексом, не то оранжерейными цветами.
– Что-о-о? – подпрыгнула Антонина и уронила другой глянцевый журнал, который до этого медленно листала, разглядывая представленные в нем интерьеры. – Настька! Что ты городишь?!
– Ну почему же сразу – «горо-одишь»? – лениво удивилась Настя. – Как будто бы я уже и не могу-у…