– А зачем ему этот чек? – начерно уяснив происходящее, поинтересовалась я.
– Как же! – удивился Аркадий. – Благотворительность фирмы важна для начисления налогообложения. Чем больше подтвержденная документами сумма, тем меньше налоги.
Услышав такое, я в который уже раз подумала, что, может, с диагнозом Аркадия кто-то и погорячился…
Любочка, которая все еще жила у Дашки, вела себя на удивление тихо, и даже одеваться старалась так, чтобы не бросаться в глаза в коммунальном коридоре. Она делилась с Зоей какими-то кулинарными рецептами и со знанием дела рассуждала о болезнях детей. Сделав умные комплименты портновскому мастерству Натальи, заказала ей блузку и юбку вполне классического покроя. Однажды я встретила Любочку возле ванной в дашкиной футболке с утятами (на миниатюрной молодой женщине эта футболка смотрелась платьем-миди), без косметики и залитой лаком прически, и в первый раз увидела, что без налета древнейшей профессии она могла бы быть очень даже милой и привлекательной. Браток, возможно, повеселел именно с вселением Любочки, а Семен стал бриться почти каждый день и регулярно менять носки. Только Фрося и Аркадий остались равнодушны к Любочкиным чарам. Аркадий, подозреваю, был голубоват по природе, а старушка зыркала в сторону подселенки неодобрительным оком, однако, молчала.
Дашка, как и следовало ожидать, не могла долго дуться, и вскоре снова приступила ко мне с осторожными расспросами. Ей явно очень хотелось свести меня с Вадимом. В ее мозгу возникали и явственно отпечатывались на плосковатой физиономии уютные картины истинно коммунарского бытия: она встречается с Виктором Николаевичем, я – с Вадимом Викторовичем, возможно, мы даже по вечерам вчетвером пьем чай с Дашкиными пирогами и говорим «об умном»…
Впервые со времени моего вселения в лиговскую коммуналку мне стало душно. Что-то такое неопределенное висело внутри ее полутемных пространств и мешало дышать полной грудью. Кроме меня, это по-видимому чувствовали еще Машка и Кирилл, которые почти совсем перестали бывать дома и после школы пропадали неизвестно где. Впрочем, однажды, выходя из комнаты, я опять боковым зрением заметила Машку, выскальзывающую из комнаты Натальи и прижимающую к груди какую-то тряпку. На разборки у меня просто не хватило куража. Наталья молчит, а мне что – больше всех надо?
Материальное воплощение этих соллогубовских «недотыкомок» проявилось на поверхности сущностью глупой и почти комичной. Однажды, когда я собиралась «на свидание» с Вадимом, оказалось, что полы моего единственного пальто, висящего в коридоре на вешалке, неаккуратно изрезаны на узкие полосы портновскими ножницами. Кто это сделал? Я просто терялась в догадках. Дети? Любочка? Рехнувшаяся Наталья? Аркадий в никем не замеченном обострении? Никому ничего не сказав, я отменила поход в театр с Вадимом, сославшись на головную боль, и на следующий день купила себе новое пальто, которое стала вешать в платяной шкаф у себя в комнате. После некоторое время с интересом заглядывала в сапоги и переворачивала их перед тем, как надеть. Ожидала чего-нибудь вроде лягушки или вбитого гвоздя. Но – почему?