В конце концов все ритуалы соблюдены, Израэль Наумович удовлетворен и обласкан, и мы переходим к делу.
Он долго гладит пластинку высохшими коричневыми пальцами, рассматривает значки через увеличительное стекло, водит над ней из стороны в сторону крючковатым носом, шевелит кустистыми бровями, кажется, даже лижет металл. Потом достает с полки два пыльных тома. Я молчу и не мешаю ему. Старый ювелир листает страницы и на лице его выражение недовольства.
В конце концов он возвращает пластинку мне. Я заворачиваю ее в тряпочку для протирки мониторов и убираю в полиэтиленовый мешочек.
Израэль Наумович молчит и смотрит укоризненно.
– Честное слово, я ее ни у кого не просила, – говорю я. – Сами принесли и дали. Как у Булгакова.
– Анжеликочка, дайте мне слово, – проникновенно говорит ювелир. – Что вы ни во что такое страшное не впутались. Светочка рассказывала мне, что с вами бывает…
– Израэль Наумович…
– Молчу, молчу, молчу… Вы – порядочный человек, Анжеликочка, я сто раз знаю, но ведь любого можно обмануть, запутать… Молчу, молчу… Вот вам ответ: эта вещь – не из моей епархии. Я, извольте верить, – без малого шестьдесят лет ювелир. Любое человеческое украшательство в моих руках говорить начинает. А эта молчит и… она даже пахнет по-другому. Ей положено в горячем песке зарытой лежать, под солнцем и луной, или уж на витрине под стеклом в тихом месте…
– То есть, надо искать в епархии археологической? – уточнила я.
– По-видимому, да… А всего лучше бы вам, Анжеликочка, и вовсе от нее избавиться… – тон старика сделался почти просительным.
– Не волнуйтесь, Израэль Наумович, – сказала я. – В самое ближайшее время избавлюсь непременно.
* * *
Романа я прождала в кафе полтора часа – он так и не явился. Не сказать, чтобы я была особенно этим удивлена. Не было даже особого смысла гадать о причинах, ибо они могли быть самыми разнообразными: заболел, напился, попросту забыл о встрече, перепутал кафе и сейчас, чертыхаясь в мой адрес, ждет меня за каким-нибудь другим столиком… Наконец, самое обычное – опоздал. Опаздывал Роман виртуозно. Мог, например, опоздать в гости на неделю. Или, назначив свидание на утро, явиться на него вечером.
Даже злиться на него за это было как-то расточительно.
Роман позвонил вечером после девяти и, противу обычного, не стал придумывать себе в оправдание душераздирающих историй в стиле «Денискиных рассказов».
– Понимаешь, Анжелика, встать не смог, – проникновенно сказал он. – Вчера вечером с двумя скульпторами отметили день танкиста. Ведь и выпили-то немного… Здоровье уже не то. Анекдот помнишь? «В двадцать лет всю ночь пил-гулял, утром встаешь – ничего не видно. В тридцать пять лет всю ночь пил-гулял, утром встаешь – ну и видно, что пил-гулял. В пятьдесят лет всю ночь спал в своей постели, утром встаешь, вид такой, как будто всю ночь пил-гулял…» Грустно… Ты не находишь, Анджа, что жизнь – грустная в своей основе штука?