– Нахожу, – согласилась я. – Что делать будем?
– А что у тебя там есть-то, я забыл? Картина? Или литография?
– Золотая пластинка с какими-то каракулями, – сказала я, почему-то вспомнив про злоумышленника, сидящего в люке и прослушивающего телефонную линию. – Кажется, по линии археологии.
– Ну, по линии археологии я – пас, – облегченно вздохнул Роман.
– Задумайся, – попросила я. – Очень надо.
Роман послушно задумался у телефона.
– Так ты чего, загнать ее хочешь, что ли? – спросил он наконец. – Деньги нужны?
– Нет, – терпеливо объяснила я. – Я хочу узнать, что она такое, ее происхождение, стоимость и возможную область применения.
Роман подумал еще. Задал несколько уточняющих вопросов.
– Ну, а хоть из какого она золота, ты знаешь? – спросил он в конце концов. – Новгород? Античность? Скифское золото? Израэль тебе не сказал? Я думаю, он должен был хоть приблизительно понять. Что можно наверняка исключить, это важно, – они же там все узкие специалисты, ты понимаешь?
– Я не догадалась спросить, – объяснила я. – Но могу сейчас узнать и тебе перезвонить.
– Давай, – согласился Роман. – Я жду.
Пока я созванивалась с Израэлем Наумовичем, выслушивала его настороженные и достаточно неопределенные комментарии по сути предмета, и вполне определенные советы «послушать старого еврея и не связываться с этим делом», голос у Романа значительно повеселел, а произношение приобрело отчетливый прононс. Я поняла, что на подходе следующий праздник и заторопилась, резонно полагая, что могу просто не успеть получить интересующую меня информацию.
Однако, чувство вины передо мной пересилило надвигающуюся умственную неопределенность. Взяв себя в руки, Роман довольно резво обзвонил каких-то своих знакомых, и через третьи руки нашел для меня пригодного для моих целей человека из Этнографического музея. По словам Романа получалось, что это даже лучше, чем из Эрмитажа, потому что в Эрмитаже все «с-нобы и с-кобари и слова в простоте не скажут». К тому же «стучат все почем зря».
– Кому стучат? О чем? – удивилась я.
– О том, – значительно сказал Роман и с сознанием исполненного долга, мгновенно расслабившись, провалился в гостеприимно раскрывшуюся щель между мирами и временами.
* * *
Я помню, что в детстве Этнографический музей (он же – музей этнографии народов СССР), нравился мне гораздо больше расположенного рядом с ним Русского музея Мое детское воображение легко оживляло жутковатых, пестро одетых кукол, которые наполняли его просторные залы, а мастерски воссозданный работниками музея этнографический контекст вызывал восторг и восхищение.