– Хорошо, оставим, Петр Григорьевич, – сказала я. – Чем же оказалась наша пресловутая пластинка?
– Понимаете, Анжелика, это Помпейское золото. То, что вы принимали за надпись, на самом деле остатки узора. Может быть, инкрустация, может быть, какое-то украшение или вооружение. Надо исследовать… Золото, вопреки распространенному мнению, довольно мягкий металл. Особенно, если речь идет о веках и высоких температурах…
– Я н-не понимаю, – несколько ошеломленно сказала я. – Помпейское – это в смысле Италии, Везувия и Брюллова? И она, эта пластинка, что – оплавилась при извержении?
– Не могу вам пока ничего точно сказать, не хочу «гнать туфту», как выражается современная молодежь, – захихикал Петр Григорьевич. – Но Помпеи – именно те самые. Надо смотреть, надо исследовать, работы впереди – море… Но не это главное!
– А что же? – я вспомнила, что совсем недавно слышала почти такую же реплику около Фросиного смертного одра, и невольно поежилась.
– Скажите, Анжелика, вы так и не знаете, откуда эта пластинка появилась здесь и сейчас?
– Увы! Первая достоверная информация о ней такая: ее продавал на Сенном рынке пролетарий и пьяница Федор Кривцов. Сейчас его нет в живых и спросить у него ничего нельзя.
– Пролета-арий? – задумчиво протянул Петр Григорьевич. – А разве они теперь еще есть? Я как-то специально об этом не задумывался, но почему-то полагал, что пролетариат отменили как класс вместе с Советским Союзом. И теперь у нас, как в Европе и Штатах – средний класс, белые воротнички, синие воротнички, фермеры, программисты…
Я зажмурилась и потрясла головой у телефона, словно отгоняя морок. Разумеется, Петр Григорьевич специально не думал о пролетариате – он историк-медиевист, и его, кроме пыли веков, воплощенной в том или ином объекте или фолианте, по определению ничего не интересует. А остальные?
К тому же он прав по сути: пролетариат действительно отменили. А люди остались. Вон они ходят за стенами, живут в проходных дворах, в коммуналках, похожих на нашу, едят, но больше – пьют, рожают детей, которые с рождения получаются детьми тех, кого формально и идеологически в социуме не существует… Раньше в анкетах обязательно был пункт: происхождение. «Из крестьян, из рабочих, из служащих, из дворян, из семьи служителей церкви…» Теперь этот пункт, скорее всего, отменили ( я не знаю наверняка, так как давно не заполняла никаких анкет). Но точно знаю, что в душах людей он остался. Из каких я? Кто мы? Откуда? – это сначала. И только потом – «Камо грядеши?» Куда идем?
– Петр Григорьевич, мне жаль вас разочаровывать, но вы, как и многие, зависли между временами и газетными заголовками, – сказала я вслух. – Фермерское движение давно задавили налогами. Пролетариат отменили. А средний класс у нас еще не сформировался. Только не спрашивайте меня: из кого же теперь состоит наше общество? Я, увы, некомпетентна. В качестве рабочей гипотезы могу предположить, что преобладают – программисты всех сортов. И потребители их виртуальной продукции…