– Муса, я пришел, – повторил Веклемишев.
Сухие губы чеченца чуть шевельнулись, однако ни звука не вырвалось из его гортани. Вадим, зажигая фонарь, разглядел у ног Дагаева кольца с разогнутыми шпильками. Он потянулся, достал их и поднял на уровень глаз сидящего.
– Муса, я сейчас вставлю шпильки в запалы, – сказал он. – Мы обезвредим гранаты, и я перевяжу тебя.
– Н-е-ет, – вдруг сипло и едва слышно, на одном дыхании протянул Дагаев.
– Почему нет? – обрадованно сказал Веклемишев. – Ты же не хочешь умереть, Муса?
– Я у-мер… е-ще вче-ра… – по слогам, с металлической интонацией робота произнес Дагаев. – Я… ж-дал… те-бя…
– Не шути так, «двадцать второй», – с бодростью в голосе попытался возразить Вадим. – Мы тебя вытащим…
Он оборвал речь, разглядев, что спекшиеся губы Мусы вновь шевельнулись.
– С-лу-шай… мол-чи… – сказал Дагаев и опять замолк.
Голос его звучал совсем тихо. Похоже, с каждой секундой силы окончательно оставляли чеченца.
– Я внимательно тебя слушаю, Муса, – сказал Веклемишев. – Говори!
– Ха-лиф… хо-чет… уни-что-жить Мо-с-кву… де-ти… по-гиб-нут… ста-рики… тер-акт… зи-мой…
– Халиф готовит крупный террористический акт в Москве, – быстро повторил за ним Веклемишев. – Собирается провести его этой зимой.
– Вер-но… – произнес, а точнее – выдохнул Муса, и его веки медленно закрылись.
– Подробности! Что именно Халиф планирует? – Вадим опустил свою ладонь на кулак Дагаева с зажатой в нем гранатой и этим вывел чеченца из забытья.
– Не з-наю… – едва слышно пробормотал Муса. – У Ни-но за-пи-са-но… г-руп-па… две-над-ца-ть… че-ло-век…
– Какая Нино? Что записано? – тревожно спросил Веклемишев.
– Ар-се-ли-ани… те-ле-фон… – прошептал Муса, вновь смолк и стал медленно клониться набок.
– Нино Арселиани. Я правильно понял? Где ее найти? – Вадим удержал Дагаева за плечи и чуть встряхнул его. – Ты хочешь сообщить мне ее телефон? Кто она такая?
– Мол-чи… – пришел в себя Муса. – У Ха-ли-фа… дру-гое… ли-цо… он су-мас-шед-ший…
Веклемишев не перебивал Дагаева, жадно впитывая каждое сказанное им слово. Вадим видел, что Муса умирает, а вернее, как тот сам сказал, умер еще вчера и только ждал его, Викинга, которому он верил и который верил ему. Смертельно раненный Дагаев знал, что лишь один человек – Двадцать третий, и никто иной, примет его слова о Халифе, готовящемся уничтожить Москву, всерьез.
Веки Дагаева опять опустились, но тут же взметнулись вверх.
Вадиму показалось, что глаза чеченца сверкнули радостным огнем.
– Я… у-бил… ас… Са-ди-ха… и… вер-нул-ся… – губы Мусы чуть растянулись, будто он собирался улыбнуться, – я… все… ска-зал… у-хо-ди… Ви-ки-нг… зде-сь… мо-я… мо-ги-ла… я… у-мер… спа-си… де-тей… со-хра-ни… я… не… смог… спас-ти… сво-их… А-сет… Лей-ла… Ар-слан…