- Такого рейса не существует, - ответил он. - Уж я-то знаю, можете мне поверить.
Я по-прежнему пялил на него глаза. Голова работала плохо.
- Вы уверены? - переспросил я.
Он в отчаянии всплеснул руками.
- Уверен ли я? - Его задел мой вопрос. - Я здесь уже полгода, и ни разу ни один самолет "Люфтганзы" не прилетал сюда в ночное время. Их рейсы все утренние - с восьми пятнадцати.
Голова моя заработала чуть быстрее.
- Может быть, чартер?
- Сегодня у "Люфтганзы" нет чартера.
- А у других компаний?
- Этого я знать не могу. Обратитесь в справочную аэропорта.
Я покачал головой.
- Ганс Мюллер прибывает триста девяносто первым рейсом "Люфтганзы".
Тут управляющий затряс головой, провел пятерней по волосам.
- Говорят же вам, сэр, такого рейса в нашем расписании нет. Попытайте счастья утром. Ваш друг мог ошибиться.
- Спасибо, - буркнул я и пошел к двери.
Продираясь сквозь толпу пассажиров, я услышал, как репродукторы выкликают мое имя: меня ожидали у справочного бюро. Я еще энергичнее заработал локтями.
Янос поджидал меня у окошка справочной с коренастым бледнолицым мужчиной в очках с металлической оправой.
- Познакомьтесь, это Ганс Мюллер, - представил его Янос.
Мы пожали друг другу руки. Ладонь у Мюллера была твердой и грубой, взгляд отсутствующий, хотя он и улыбался, и говорил, что очень рад нашей встрече.
- Ганс прилетел раньше, чем должен был, - объяснил мне Янос, - другим рейсом.
Я не стал задавать вопросов: все равно правды не скажут.
- Извините, что доставил столько хлопот, - добавил Ганс, хотя по всему было видно, что ему на меня плевать.
- Ничего, - ответил я. - Фон Шелленберг мне за это платит.
Последовала неловкая пауза, затем Янос, кашлянув, сказал:
- Ну что ж, господа, поедем?
Мы отправились к машине, оставленной в дальнем неосвещенном углу парковочной площадки. Это была серая "тойота" с двумя дверцами. Янос сначала отпер ту, что для пассажира, потом обошел машину и сел за баранку. Я полез назад, и тут словно разрывная пуля угодила мне в затылок, я окунулся во мрак.
Когда я очнулся, машина неслась куда-то в кромешной тьме. Я валялся, как куль, на заднем сиденье, отчаянно болела голова. Густая липкая кровь сползла с затылка за воротник и вниз по спине. Я различил голоса.
- Его пушка у тебя? - спросил один.
- Ага, - отозвался второй.
Я попытался сесть. При этом острая боль пронзила меня, и я громко застонал.
- Очухался вроде, - сказал тот, что сидел рядом со мной.
- Не имеет значения.
Машина съехала с асфальта и задребезжала по проселку, запахло пылью. Я старался понять, за что они едва не прикончили меня, но дальше слова "почему" дело не шло.