— Хорошо. — Уитер посмотрел на Ворона. — Возьмите тряпку, а оружие оставьте на столе. Идемте за мной — все.
Он взял кинжал и направился к двери.
— Ари? — Ворон взглянул на Арлиана.
— Делай, как он говорит, — сказал тот и последовал за Уитером.
В гостиной лорд Уитер приказал горничной и слуге расставить стулья полукругом. В этот момент появился Ворон с куском материи в руках, и Уитер показал ему, куда его следует положить — около камина, подальше от ковра. Затем, сжимая в руке кинжал, лорд встал на кусок ткани и проговорил:
— Садитесь, пожалуйста.
— Милорд, я прошу вас еще раз хорошенько подумать, — попросил его Ворон, продолжая стоять.
— О нет, управляющий, — к сожалению, я не знаю, как вас зовут… Я много думал с тех пор, как вчера ночью умер мой друг.
— Прошел всего один день, милорд. Может быть, при свете нового дня вы увидите другие возможности…
— Других нет! — вскричал Уитер и приставил острие кинжала к горлу Ворона. — Неужели ты считаешь, что я настолько глуп? Я же сказал, что думал целый день, но если по правде, я начал размышлять о происходящем много веков назад, прежде чем на свет появился твой прапрадедушка. А теперь сядь, управляющий, и помолчи.
Ворон замолчал, посмотрел на Арлиана и уселся на один из стульев.
Хитрец, Горн, Арлиан и горничная последовали его примеру; слуга отошел к стене.
— Ты тоже, — махнув в его сторону кинжалом, приказал Уитер. — Садись.
Несмотря на формальное нарушение этикета, потрясенный слуга послушно опустился на стул — и теперь шестеро свидетелей сидели полукругом лицом к Уитеру, который стоял на куске ткани возле камина.
— А теперь, — сказал Уитер, — мне представляется, некоторые из вас знают, что я намерен сделать… Вы станете свидетелями — именно затем вы здесь. Я хочу, чтобы все знали — я делаю это по собственной воле; и никаких вопросов, дурацких слухов или сомнений.
— Милорд… — начали одновременно Ворон и Горн.
— Никаких вопросов, — быстро повторил Уитер. — Прошу вас, ни вопросов, ни возражений. Я так решил.
Они переглянулись и с расстроенным видом замолчали.
— Я думаю, вам известно, — продолжал Уитер, — что я прожил гораздо больше, чем обычный человек. Хитрец, пожалуй, ты знаешь меньше остальных, я должен сказать тебе, что мне исполнилось несколько веков. Прошедшие годы легли на мою душу тяжелым грузом, я нес его не потому, что так сильно любил жизнь, я не хотел доставлять врагам радость своей смертью. Я видел, как умирают мои друзья один за другим, и постепенно мое сердце становилось все холоднее. Мне казалось, будто мои мысли, столь несхожие с тем, во что я верил в юности, являются результатом потерь, что смерть, страдание и боль разъели мою душу точно ржавчина.