Людвиг фон Фирхоф долго молчал. Мартин терпеливо ждал, стоя на коленях у открытого люка над каменным мешком.
– Я выслушал вас, Мартин. Поймите и вы меня. Я хотел бы вам помочь, клянусь. Даже не спасая свою жизнь, но по доброй воле. Не могу. Наука, как общепризнанная, так и гонимая «Господними псами», не в силах создать живую душу. Простите.
– Так подыхай же здесь сам, как собака!
Взбешенный Мартин с грохотом захлопнул люк, и в подземелье вернулась тьма.
– Ты все молчишь, Хайни… Сердишься?
– Эх, господин Людвиг! Я человек простой, меня в жизни много раз обманывали, но так, как вы, – никто. Если вы еретик, так и идите своей еретической дорогой, и нечего честных людей в свои богомерзкие делишки впутывать. Это вам, важному и славному преступнику, жизнь не дорога, а простые люди – они жить хотят. А я вам помогал, дрался за вас…
– Мне очень жаль, что так вышло, Хайни.
– Раньше надо было жалеть…
Служанка тихо сидела в углу, почти не подавая признаков жизни. Трудно было сказать, сколько прошло времени. После того, как разгневанный Мартин убрался прочь, люк уже не открывался, узникам не давали ни воды, ни пищи. Время шло, о них, кажется, забыли.
Голод и жажда еще не стали нестерпимыми, но уже существенно напоминали о себе.
– Может, инквизиция сюда нагрянет, – с надеждой высказался наемник. – Тогда она хоть подвал откроет, нас на свет божий извлечет…
Служанка фыркнула.
– Теленок надеется на милосердие хорька.
– Молчи, альвисианка. Это тебе с еретиком плохо придется, а я человек честный, неграмотный и вообще здесь ни при чем.
Женщина захохотала грудным смехом.
– Что неграмотный, это я верю, солдат. А вот насчет остального сомнительно.
Хайни, против обыкновения, не стал с ней спорить. Время тянулось медленно, в подземелье становилось душно. Немного воздуха сюда все же проникало, иначе бы пленники давно задохнулись, однако силы людей быстро таяли.
– Жаль все-таки, что вы не такой великий колдун, чтобы душу создать, господин Людвиг.
– Анна, расскажи мне о своем народе.
– Зачем? Книгу-то вам уже не написать.
– Все равно.
– Лучше я балладу спою.
В подземных пещерах угрюмых холмов
Жила изначальная тьма.
Убежище, дом и родительский кров
Она нам когда-то дала.
Но к жизни рожденный стремится найти
Ему предначертанный свет.
И так оказалось, что к свету пути
Иного, чем меч, у нас нет.
Мы выйти под небо хотели – и вот
Под солнечным светом лежат
Те братья, чей вечно закончен поход,
Они не вернутся назад.
А те, что остались, – их путь стороной,
Туда, где земные пути,
Быть может, забвенье дадут, но покой
Уже никогда не найти.