Пока же за закрытыми дверями велись тайные беседы, запретные для непосвященных, лишь брат-библиотекарь несколько раз сновал туда-сюда, доставляя затребованные пришельцами свитки. Людвиг и Тассельгорн бились над загадкой, подброшенной им милостивой рукой императора.
– Вы знаете, Саргана пытались убить многие. Многие и многократно. Кое-что я видел сам – в ход шло все, от ножа в руках почитаемых у них святых безумцев до яда в чаше с перебродившим молоком – заметьте, вина эта властительная скотина не пьет! Все напрасно. На него не действует отрава, удары стали до сих пор без труда отражали телохранители…
– Золото?
– Увы, нет. Осел, груженный золотом, как известно, может взять город, но не в силах побороть преданность фанатиков-ослов.
– У Саргана отличные вассалы.
– Слишком. Я в этом убедился сам, и тогда, заметьте, Фирхоф, после недель и месяцев среди блох, верблюдов и немытых негодяев, я понял наконец, как можно остановить этого человека. Он привык к абсолютной покорности. Он уверовал, что желание подчиняться ему – искренне. Этим нужно воспользоваться и заманить его в ловушку, а заманив – убить. Как только этот человек умрет, нашествие выдохнется, откатится, как разбившаяся о берег волна.
– Итак, только Сфера?
– Да.
– А для того, чтобы суметь это совершить, – книга?
– Именно. Вы беседовали об этом с государем?
– Да. Хорошие мысли нередко посещают многие головы.
Фирхоф помолчал, взвешивая ответ, потом добавил:
– Но я бы не хотел сотворить это своими руками.
Тассельгорн вздрогнул – не внешне, в душе, – уловив в голосе собеседника скрытое сожаление, он рассматривал Фирхофа с уважительной осторожностью, однако так, чтобы его внимание не казалось дерзким любопытством. Тридцатипятилетний богослов с холодными внимательными глазами меткого стрелка. Когда-то самый молодой инквизитор Церена, привлекший внимание Гагена способностями и умом. Позже – наперсник и доверенное лицо императора, при жизни ставший героем легенды, один из немногих людей в Империи, способный к колдовству, не сопряженному с заклинанием демонов. Скольких людей он убил? Не мечом, даже не касаясь рукой… Тассельгорна не испугала эта мысль, скорее она вызывала нечто вроде зависти, смешанной с любопытством и сожалением об ограниченности собственных возможностей.
Стол покрывали сваленные грудой старые свитки с описанием допросов, учиненных десять лет назад пленным альвисам, копии показаний, данных некогда высокопоставленными дьяволопоклонниками. Отчаявшиеся собеседники именно сейчас пришли в то тонкое состояние, которое предшествует или внезапным озарениям, или осознанию недостижимости поставленной цели.